Глава седьмая
МИШЕНЬ В ЛИМУЗИНЕ
Между тем обладатель физиономии валявшегося в урне фоторобота снова подъезжал к Томскому аэропорту.
Билет он заказал по телефону, такси тоже вызвал к подъезду. Накануне он вернулся из Новосибирска, где банковским переводом внес свалившиеся, как снег на голову, деньги на собственный счет. Ездил и туда, и обратно на частниках, справедливо полагая, что опросить всех автовладельцев областного центра – дело практически нереальное.
Можно было улететь прямо из Новосибирска. Но он зачем-то приехал обратно в Томск – все казалось, что забыл сделать какое-то важное дело.
Однако никаких незавершенных дел не обнаружилось, и вот наконец он уже стоял у стойки, где заканчивалась регистрация рейса на Москву. Посадка была давно объявлена, и сотрудник аэропорта нетерпеливо поджидал в загоне, именуемом «накопителем», опаздывающих пассажиров.
Багажа у Щербакова не было – только тот самый кейс, в котором еще несколько дней назад были чьито доллары, а теперь лежали новая зубная щетка, бритва, носки и полотенце.
В общем – обычный кейс командировочного.
У стойки небольшого буфета, который примостился в углу зала отправления, стояли двое. Уже несколько дней они несли дежурство, на которое были назначены Леханом, и очень переживали по этому поводу.
Время уходило бесцельно, девок приличных было не снять – все транзитные мимо мотались. Да и куда их вести? Одно развлечение – выпивка, да и та наскучила уже. Буфетчица им поначалу улыбалась, а теперь просто молча цедит в кружку пиво и никак не реагирует на предложения пацанов пойти перепихнуться.
Собачья жизнь!
– Слышь, салага, может нам закосить? Тут я неподалеку табор знаю. Там такие шалашовки!
– Лехан тебе закосит! Он тебе самому свои шарошки зашворит, если узнает, что мы слиняли.
– А как узнает-то?
– Как? Да у Кислого наверняка тут есть свои люди…
– Эх, бляха! Так и будем, как придурки, этого лоха выжидать? – Зяма вынул из заднего кармана джинсов мятый фоторобот и бросил его на буфетную стойку. – Сколько можно? Ну тогда по пиву давай!
– Марусь, а, Марусь!… – начинающий бандюган Евгений Сидоров по кличке Мешок, только что откинувшийся с малолетки, обратился к буфетчице Людмиле. – Накапай-ка нам еще по двести из ампулы с желтой этикеткой. А потом – по кружке «Жигулевского».
Людмила открыла было рот, чтобы сказать, что она не нанималась выслушивать, как ее обзывает всякий встречный-поперечный, но ее взгляд случайно упал на стойку, где валялся мятый фоторобот.
Потом она посмотрела куда-то в пространство за левым плечом Зямы и, закрыв рот, молча ткнула туда пальцем.
Затуманенные алкоголем мозги братков шевельнулись не сразу. А когда ребята сообразили обернуться, искомый лох исчезал в двери накопителя, в очередной раз рассеянно оставив свой кейс у стойки, где проходил регистрацию.
Забыв про Люду-Марусю и вино-пиво, братки рванули вслед за Щербаковым, но тот оказался последним пассажиром, которого ждали с большим нетерпением.
А вот порученцев Кислого не ждал никто – металлические двери отстойника надежно захлопнулись. Парни стукнули в них пару раз пудовыми кулаками и начали грязно ругаться. Услышав это, двое аэропортовских ментов многозначительно посмотрели в их сторону, и незадачливые ловцы человеков сочли за благо поскорее слинять, прихватив на всякий случай оставленный кейс.
Саня Щербаков вспомнил об утрате, когда уже поднимался по трапу. Но, решив, что два комплекта потерянных туалетных принадлежностей окупились для него с лихвой, только усмехнулся.
* * *
Саня Щербаков и сам не понимал, какого черта ему делать в Москве.
Так уж получилось, что по жизни в последний год его вела интуиция. С того мгновенья, когда он сунул за пазуху поднятый на месте аварии пакет с баксами, он не размышлял о том, как и когда ему поступить. Словно добрый ангел стоял за его плечом и нашептывал – не меняй валюту в Томске, не останавливайся в этой гостинице, не садись в это такси… Саня слушал голос, подчинялся ему, и пока что жалеть об этом не приходилось.
Он даже находил удовольствие в такой организации своего бытия. Никаких планов и никаких задач по их непременному выполнению.
Голос сказал – вали в Москву.
И Саня, не задумываясь, заказал билет, приехал в аэропорт перед самым отправлением и улетел, не подозревая о том, что именно в это время шестерки Кислого отвлеклись от своих обязанностей. А выбери он любой другой рейс – и его жизни была бы грош цена.
А теперь голос молчал, и Саня бездумно шлялся по столице, не зная, куда себя деть.
В Москве он бывал и раньше, поэтому обязательную часть программы – Красная площадь, Кремль, ГУМ, ЦУМ – считал давно выполненной. Да и не хотелось ему в шумный и людный туристический центр. На окраинах тоже неинтересно – новостройки, как и везде.
Саня по наитию вышел из метро на Белорусском вокзале, потому лишь, возможно, что в аэропорту из киоска с грамзаписями звучала старая песня: «… Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный…».
Насвистывая привязавшийся мотивчик, он обошел вокруг вокзала, выпил кружку пива в буфете, присел на холодную металлическую скамью в зале ожидания.
Голос молчал, и Щербакову стало скучно.
Тогда он перешел площадь Тверской заставы и Тверскую-Ямскую и, обогнув небольшую симпатичную белую церквушку, оказался на улице Лесной.
Название улицы ему понравилось, но не понравилось стоящее в глубине огромное современное здание из тонированного зеркального стекла и бетона.
Уткнувшись в собственное отражение на его стене, он нашел себя маленьким и никчемным перед громадой известного коммерческого банка. И из принципа нарочно свернул в первый же горбатый проулок.
Узенький переулок круто спускался обратно к вокзалу и был практически пуст – туристы сюда не забредали, лишь редкие прохожие торопились в метро, да парочка ханыг весьма затрапезного вида топталась перед ближайшим магазином. На них еще можно было пахать – хоть и грязноваты, небриты, но ведь здоровые молодые мужики, – а их, кроме огненной воды, ничего в этой жизни уже не интересовало.
Позади спускавшегося по переулку Шербакова заурчал мощный мотор, и между стоявших у тротуаров отечественных лохматок едва протиснулась широкая морда лимузина с правительственными номерами.
Членовоз плавно и важно спускался с горки со скоростью пешехода. На его заднем сиденье развалилась какая-то чиновная шишка с окаменевшим сытым рылом. Тонированное стекло было приспущено, и когда лимузин поравнялся со Щербаковым, рыло лениво повернулось в его сторону, скользнув невидящим взглядом.
Зато Саня застыл на месте, словно его ноги пустили корни в московский асфальт, и на мгновение перестал дышать. Эту рожу он видел на газетной вырезке, которая лежала в боковом карманчике благоприобретенного кожаного кейса с деньгами.
