В Москве и раньше хватало всяких скупок, ломбардов и комиссионок. Даже при самом суровом сталинском прижиме были магазины системы Торгсин, где принимали золото и валюту и продавали и покупали ювелирные редкости. А уж теперь в столице белокаменной антикварных лавок и вовсе - тьма-тьмущая! А почему?
Да все потому, что Москва - город большой и народу в ней полно всякого-разного. И есть в ней не только работяги да жулики, да еще сброд всякий, которого по всей стране - как вшей на немытом зэке.
Есть в Москве и богатые люди, а среди них есть и люди со вкусом. И вот как раз-то им для полного счастья обязательно подавай какие-нибудь цацки редкие или картины красивые и дорогие. Либо Айвазовского и Шишкина в подлиннике, либо серебряный кофейный сервиз от самого Фаберже, либо золотой подстаканник из столовой Его императорского величества!
И чем богаче и вороватей живет страна, тем больше становится таких любителей. Вот бабки рассказывают, что ювелирных лавок и антикварных комиссионок больше всего было в годы НЭПа. Богатым людям, что не доверяют государственным сберкассам, нужно в какие-то материальные или нетленные ценности вкладываться. Вот и покупают…
А если есть спрос, то должно быть предложение и, самое главное, должны быть специально оборудованные торговые точки со специалистами-товароведами. Ведь антиквариат - это не мандарин, не колбаса и не трикотаж. Здесь от товароведа требуется ученая степень не ниже кандидата наук.
Я взял такси и поехал по тихому туристическому центру: Гоголевский бульвар - Никитские Ворота - Кропоткинская - Патриаршие пруды…
Комиссионок тут - на каждом шагу.
Выбрал я самую тихую и выглядящую посолиднее, сказал водиле, чтобы ждал меня, и вошел внутрь.
При входе звякнул колокольчик, и тут же из подсобки вынырнул то ли администратор, то ли продавец.
- Здрасьте, - говорю, - у вас есть специалисты по восточному антиквариату?
Администратор оценивающе окинул меня взглядом с головы до ног.
Пусть смотрит, думаю, прикинут я хоть куда.
Вчера оставил в салоне "Рилмэн" две с половиной штуки баксов. Зато вышел оттуда весь крутой и модный.
- А что у вас есть? - спрашивает администратор.
Я щеки надул и говорю:
- Э-э… Знаете ли, мои вещи такого класса, что за их показ в других местах с клиентов деньги берут… Так что мне нужен специалист с дипломом и рекомендациями, и вот уже с ним, возможно…
И показываю всем своим видом, что с магазинной шестеркой мне разговаривать не о чем.
Администратор схавал мою речь и засуетился.
- Как же, как же! Есть у нас специалист по Востоку, кандидат востоковедения - Исаак Рувимович Розенцвейг. Я дам вам телефончик.
И администратор выхватил из визитницы карточку кандидата наук Розенцвейга.
- Давайте, - утомленно сказал я, отчетливо понимая, что суетливость администратора исходит от системы взаимных комиссионных. Он с этого Розенцвейга за одни только наколки копейку малую имеет. А вот если происходит купля-продажа ценной вещи, тогда ему и процент корячится. И, видать, хороший процент - ишь, как заерзал!
С телефоном и адресом кандидата востоковедения я вышел к ожидавшему меня такси.
Ехать было не так уж и далеко. Розенцвейг жил на Кутузовском проспекте.
- Ух ты! Правительственный дом! - сказал шофер такси, когда мы подъехали, - в этом домике раньше Брежнев квартирку имел, и Андропов со Щелоковым… в то время я хрен бы во двор заехал. Завернули бы менты поганые.
Впрочем, мы и теперь хрен заехали, потому как во дворе была охраняемая парковка только для своих. По ней болтались два бугая в хороших костюмах и при галстуках.
Меня и в подъезд-то пустили, только проверив паспорт, да после того, как востоковед Розенцвейг подтвердил по домофону, что я его клиент.
- Ну-с… - спросил старый еврей с волосатыми ушами и носом, когда мы прошли в его гостиную, - вам известно, сколько я беру за консультацию?
Я молча вынул из бумажника сотку баксов и положил ее на антикварный малахитовый стол.
- Я вижу, вы - серьезный молодой человек, - сказал Розенцвейг, даже не посмотрев на деньги.
Я скромно опустил глаза. Что, мол, поделаешь, уж такой я есть.
- Так что у вас? - спросил он и пожевал губами.
- Такие вещи я с собой не ношу, - ответил я и снова открыл бумажник.
Я положил перед Розенцвейгом девять фотографий моих колец, которые еще вчера сделал купленным в ЦУМе фотоаппаратом "Полароид", и испытующе посмотрел на антиквара.
Розенцвейг захлопал себя по карманам, ища очки, потом подсел к большой настольной лампе.
- Так-так, молодой человек, так-так-так… Мне надо в словарь поглядеть, я не очень точно разбираю эту вязь… - забормотал старый антиквар и засеменил с фотками в кабинет, смежный с гостиной, где мы сидели…
А мне, жаба, хоть бы чашку кофе предложил!
Минут через десять Розенцвейг вышел ко мне с фотками и какой-то бумажкой и разочарованно произнес следующее:
- Должен вас огорчить, молодой человек, но вещи эти, судя по всему, совсем не старинные, и хоть по тонкости работы претендуют на хорошую ювелирную оценку, но с точностью на все сто процентов могу вас заверить, что это середина XX века, то есть - не старина.
- А почему вы так решили? - поинтересовался я.
- А потому что, насколько я владею арабским, надпись на кольцах носит совершенно современный и светский характер.
- Так что там написано? - сдерживая нетерпение, спросил я.
Розенцвейг опять пожевал губами и положил бумажку и фотки на стол.
Я только сейчас заметил, что сотка баксов исчезла. Ловок антиквар, ничего не скажешь!
Я взял бумажку, прочитал то, что было на ней написано, потом убрал ее вместе с фотками в карман и, не сказав больше ни слова, вышел из квартиры антиквара.
Когда я спускался по лестнице, в моих ушах свистел и хохотал ураган. Дикий восторг бешеным энергетическим столбом взлетал по позвоночнику в самый затылок!
Это была победа!
Это был самый неожиданный и самый лучший финал!
Я вдруг испугался, что все это мне приснилось, и, вытащив бумажку из кармана, прочел ее еще раз.
Слава богу, надпись не исчезла, и я не проснулся.
На бумажке было написано:
КОРОЛЕВСКИЙ БАНК
ПРИНЦА ЭЛЬ ФАТТАХ СЕИДА
В ЭР-РИЯДЕ
И, если я не клинический идиот, те цифры, которые были выбиты внутри колец, были номером счета, на котором в этом банке лежало…
Мне было страшно даже подумать, сколько там могло лежать денег. Но то, что сумма вклада намного превышает все мои мечты, помноженные на сто, было очевидным.
