Выпив чай, Алеша откинулся на мягкую спинку стула и от нечего делать стал разглядывать зал. На стенах в дорогих рамках висели неумелые, но сделанные «с чувством» рисунки зэков, между ними красовались наручники, заточки, фигурки, вылепленные из хлебного мякиша, а под самым потолком зал окружала колючая проволока на фарфоровых изоляторах. В углу стоял макет лагерной вышки, и на нем торчал игрушечный вертухай в тулупе и с автоматом.
Алеша удивился и подумал о том, как странно устроены те люди, которые страстно желают вырваться с постылой зоны, а добившись этого, обустраивают себе место для отдыха по образу и подобию покинутого ими ада.
Полосатая дверь открылась, и в зал вышел Седой.
Подойдя, он помолчал несколько секунд, потом внимательно посмотрел на Алешу и сказал:
— Поехали. Знахарь ждет тебя.
Выйдя в фойе, они прошли мимо Барсика с Могилой, которые проводили их непонимающими взглядами, затем вышли на улицу, и Алеша увидел огромный «Мерседес», которого полчаса назад перед рестораном еще не было.
Седой нажал на кнопочку маленького пульта, «Мерседес» свистнул, мигнул фарами, и в его дверях что-то щелкнуло.
— Садись, — сказал Седой и указал Алеше на правую переднюю дверь.
Алеша открыл дверь и уселся на фантастически удобном сиденье.
Седой сел за руль, завел двигатель и, прежде чем тронуться с места, повернулся к Алеше и сказал:
— Не знаю, какие у вас там со Знахарем дела, но когда он услышал, что ты его ишещь, то чуть трубку пополам не перекусил. Сказал, чтобы я тебя немедленно привез. И, похоже, очень обрадовался.
Алеша спокойно кивнул.
Седой, разочарованный такой равнодушной его реакцией, отвернулся, посмотрел в зеркало и отъехал от поребрика.
Выехав на набережную, он включил магнитофон, и в салоне «Мерседеса» зазвучал сиплый голос блатного шансонье:
«…А мне шконка милей, чем перина, И пахан, как суровый отец…»
Но Алеша не слышал этой песни и не видел освещенных солнцем улиц прекрасного города, по которым Седой вез его к Знахарю. Перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивались кадры отвратительной порнухи, где Знахарь с размытым мозаикой лицом творил скотство с его Настей, чье лицо тоже было скрыто телевизионной маской, а в ушах звучал голос Губанова, говорившего: «А потом он проиграл ее в карты и убил».
Проиграл в карты и убил.
В стволе «Макарова», торчавшего в кобуре под мышкой у Алеши, уже был патрон. Предохранитель был снят. Оставалось только навести ствол в лоб Знахарю и нажать на спуск. А что будет потом — неважно. О Губанове, Тарасове и спецбазе ФСБ Алеша уже почти забыл. Так или иначе, их в его жизни больше не будет. Они улетели, как последний дымок погасшего костра.
То, что собирался сделать Алеша, сам он, безусловно, считал грехом, но был уверен в том, что, если останется жив, сможет искупить его перед Господом. В Библии было ясно сказано: «око за око, зуб за зуб». Вот пусть так оно и будет. Бог простит. Он бесконечно милостив к своим непослушным чадам, и Алеша с надеждой думал о том, что ему предоставится возможность лично убедиться в этом.
Глава 7 ОСТАТЬСЯ ДОЛЖЕН ТОЛЬКО ОДИН…
«Мерседес» выехал за город, и мимо его окон замелькали дачные домики и прочие рукодельные постройки. Попетляв по проселочным дорогам, водитель подъехал к высокому бетонному забору и, почти уткнувшись радиатором в сплошные железные ворота, над которыми торчала камера слежения, посигналил. Ворота отъехали в сторону, и «Мерседес», плавно покачиваясь, въехал на просторный двор, в центре которого стоял двухэтажный бревенчатый особняк.
Дверь его открылась, и по ступенькам крыльца резво сбежал крепкий парень в черном костюме и с радиопилюлей в ухе, от которой шел тонкий витой проводок. Он распахнул дверь «Мерседеса», за которой сидел Алеша и замер в ожидании.
Алеша, сжав зубы, вышел из машины и последовал за охранником.
Сейчас он убьет Знахаря.
Сейчас, через несколько минут, он всадит в голову Знахаря пулю, и жизнь этого исчадия ада прекратится навсегда. А то, что будет с ним самим, теперь не имело никакого значения. То, что Алеша испытывал в эти мгновения, можно было сравнить с последними минутами жизни террориста-смертника.
Страха не было.
Наоборот, было чувство важности того, что предстояло сделать, и Алеша очень хотел, чтобы все было сделано без ошибок. Он вспомнил занятия по огневой подготовке, вспомнил то, как неоднократно ловил на себе завистливые взгляды других курсантов, и неуверенность, которая зашевелилась было в нем, пропала без следа.
Все эти мысли и чувства диким вихрем пронеслись в голове Алеши за те несколько коротких секунд, пока он поднимался вслед за своим провожатым по толстым дубовым ступенькам крыльца.
Наконец они вошли в просторный холл, и охранник пригласил Алешу к стоявшему в сторонке столу. Еще один охранник, стоявший у противоположной стены, внимательно следил за Алешей.
Алешин провожатый улыбнулся и вежливо сказал:
— Поднимите, пожалуйста, руки в стороны. Алеша повиновался, и охранник повел вдоль его тела длинной плоской коробкой, сделанной из черного пластика. Алеша совсем забыл о том, что видел такие устройства в учебном фильме. Когда коробка приблизилась к пистолету, висевшему у Алеши под мышкой, из нее раздался писк. Охранник с укоризненной улыбкой посмотрел на Алешу и открыл висевший на стене небольшой металлический сейф. На его полках лежало несколько разных пистолетов и одна граната-лимонка.
Увидев, что охранник протягивает к нему руку ладонью вверх, Алеша все понял и, вынув пистолет из кобуры, протянул его охраннику рукояткой вперед.
Тот принял оружие и запер его в сейф.
— Не забудьте напомнить, когда будете уходить. Иногда люди забывают здесь свои вещи, — сказал он и закончил досмотр.
— Доктор, проводи гостя, — сказал он, повернувшись к другому охраннику, и тот, сделав Алеше знак, стал подниматься по витой металлической лестнице, ведущей на второй этаж Когда Алеша понял, что сразу выполнить замысел не удастся, предсмертное напряжение, державшее его в железных когтях последние полчаса, пропало и вместо него навалились слабость и апатия. Однако он держал себя в руках, и со стороны не было заметно ничего. Теперь ему предстояла та самая ложь, о которой говорил ему Губанов и избежать которой он хотел, застрелив Знахаря без всяких разговоров. Он надеялся на то, что справится с предстоявшим ему испытанием, и рассчитывал не только на себя, но и на Бога, потому что, кроме него, помочь было уже некому.
Поднявшись на второй этаж, они оказались в светлом коридоре, обшитом красивыми деревянными панелями. Остановившись перед одной из дверей, Алешин провожатый приоткрыл ее, заглянув внутрь, затем распахнул и шагнул в сторону, пропуская Алешу внутрь.
Алеша вошел в просторную комнату и увидел сидевшего на диване перед огромным телевизором представительного господина в дорогом светло-сером костюме и в полосатом галстуке.
