Санек молчал.
Он прекрасно понимал, что я специально говорю ему все это, чтобы вывести из равновесия. И он не мог позволить себе сорваться, потому что в этом случае я оказался бы прав. А зря! Ему, если он хотел выжить в том мире, который он для себя выбрал, нужно было выкинуть из головы весь этот бред о горячем сердце и, главное, о чистых руках. Он, если хотел стать настоящим крутым комитетским подонком, должен был бы сейчас избить меня, привязанного, до полусмерти и подвесить за ноги на люстру. А потом нормально вырвать мне ногти плоскогубцами. Вот это было бы то, что нужно.
Из кухни показалась Наташа, которая несла в одной руке чашку, а в другой — бутерброд. Подвинув ногой стул, она села передо мной и поднесла чашку с кофе к моим губам. Я отпил немного, и она, показав мне бутерброд, сказала:
— Там, кроме масла, ничего не было.
Я машинально взглянул на бутерброд и увидел, что на масле было написано чем-то вроде спички:
«Не бойся. Если совсем край — я его». И дальше был нарисован кладбищенский крестик.
— Годится, — буркнул я и впился зубами в бутерброд.
Наташа поочередно подносила мне то чашку, то бутерброд, и скоро мой скромный завтрак был окончен.
Наташа унесла чашку в кухню, и когда возвращалась, то за спиной Санька на секунду молитвенно сложила руки на груди и посмотрела на меня с просящим выражением лица.
Я, конечно же, понимал ее. На крайняк она была готова грохнуть этого Санька, но такой вариант был для нее чрезвычайно нежелателен. Ведь если она просто сделает ноги вместе со мной, то ее тоже объявят в глобальный розыск, и тогда ей — кирдык. Она не сможет так ловко бегать от загонщиков, как я. Баба все-таки. И она хотела, чтобы я своей умной головой, которая, кстати, уже полностью пришла в норму, придумал какой-то ход, при котором и волки будут сыты, и овцы — целки.
— Ну что, Знахарь, поговорим? — спросил Санек, поудобнее устраиваясь напротив меня в кресле.
— Ну давай попробуем, — в тон ему ответил я и громко рыгнул.
Санек поморщился, а я, не отдавая ему инициативы, сам начал разговор:
— Открой мне страшную тайну, Санек, как вы на меня вышли?
Он усмехнулся и ответил:
— Не забывай, с кем ты имеешь дело. У нас ведь не народная дружина все-таки. Все очень просто. Ты засветился в Нью-Йорке как Затонский, а потом, когда уложил всех ребят Алекса, то у одного из них пропали документы. Он, кстати, был похож на тебя. Мы прикинули, что из Америки ты обязательно слиняешь, и не иначе, как на корабле. Ну, а дальше — дело техники. Можно было взять тебя прямо в порту, когда ты сходил с трапа, но нам интересно было посмотреть, что ты будешь делать дальше. Потом случилось то, на что мы не рассчитывали. Ты угодил в полицию, и мы потеряли тебя на некоторое время. Однако, зная твои склонности, вечером мы решили прогуляться по Риппербану и, конечно же, нашли тебя там. Ты был в жопу пьян, и у тебя на коленях сидели две немецкие шлюхи. Потом ты пошел в туалет, и к девкам уже не вернулся. В общем, ничего особенного.
Да, действительно, в этом не было ничего особенного.
Вот только… Он сказал — что я буду делать дальше.
Осторожно, Знахарь!
— А зачем вам было знать, что я буду делать дальше? Вам что, мало было бы просто схватить меня и бережно доставить к господину? — изображая недоумение, спросил я.
Санек хитро посмотрел на меня и сказал:
— Не прикидывайся дурачком, Знахарь. Ты прекрасно знаешь, зачем. Но, чтобы упростить наш разговор, я сообщу тебе кое-что, и ты сам поймешь, в чем дело.
— Ну, давай, давай, расскажи.
Санек перестал кривляться и, спокойно глядя на меня, сказал:
— Слишком много совпадений. Арцыбашев, Кемаль, Тохтамбашев и…
Он сделал паузу и, наклонившись ко мне, тихо сказал:
— На Ближнем Востоке сильно забеспокоились. Из банка в Эр-Рияде неизвестный человек славянской внешности, предъявив все условные знаки и пароли, вынес драгоценности Кемаля. А не ты ли это был, Знахарь? И сколько там было этих драгоценностей, может быть, именно ты знаешь? Вот и подумали мы, а мы — это я и мой начальник…
— Ты хотел сказать — твой новый хозяин, — встрял я в его болтовню.
Санек запнулся и прервал свою эффектную речь.
Откинувшись на спинку стула, он недовольно посмотрел на меня, так не вовремя обломавшего ему кайф, и сказал:
— В общем, сейчас ты расскажешь мне некоторые вещи.
Он сделал эффектную паузу и продолжил:
— Во-первых — ты ли взял драгоценности, вовторых — если ты, то сколько их было, в-третьих — где они? Видишь, всего лишь три простых вопроса. И мне нужно три правдивых ответа. А чтобы в процессе разговора на эту тему не возникало проблем, у нас имеются гуманные медикаменты, которые избавляют дознавателя от необходимости загонять допрашиваемому иголки под ногти или засовывать ему в жопу паяльник.
Санек встал и, подойдя к стеклянному шкафчику, открыл его. Внутри было много медицинского барахла, в том числе — разнокалиберные пузырьки, коробки с ампулами и шприцы.
Выразительно посмотрев на меня, он спросил:
— Вопросы есть? Я ответил:
— Это у тебя есть вопросы. А у меня одни ответы. Хотя, честно говоря, один вопрос есть.
Санек ухмыльнулся и сказал:
— Ну, давай!
— А скажи мне, Санек, зачем вам эти деньги? Это, конечно, если они действительно у меня есть.
— Затем же, зачем и тебе, — ответил он и посмотрел на меня, как на дурачка.
— Ну, вот теперь мне все ясно, — резюмировал я и заткнулся.
Теперь мне действительно было все ясно.
Пока Санек распинался, как злодей из американского фильма, у меня в голове складывалась картина того, как все мои скачки и кульбиты выглядели со стороны. И я начал еще лучше, чем раньше, понимать, что не один только Арцыбашев имел на меня виды, как на обезьяну, которая будет по команде таскать для него каштаны из огня. Все они, включая Наташу, которая сейчас надеялась на то, что я ее спасу от гибели, хотели меня использовать, как презерватив. То есть — и удовольствие получить, причем свое собственное, личное, не имеющее никакого отношения к государственным или общественным интересам, и не пострадать при этом. Для них беды и проблемы других людей не имели ни малейшего значения. И даже Наташа, которая только что молитвенно складывала руки, заклиная меня проявить какие-то сверхъестественные качества и спасти ее, не задумалась бы ни на секунду, если бы узнала, что для того, чтобы освободиться от губящего ее прошлого, нужно вырезать из живого меня печень.
Все они хотели меня использовать.
Можно просто список составлять или номерки на ладонях писать, как в советское время. Чтобы все было честно. Чтобы по очереди, а не как попало. В очередь, сукины дети, в очередь! Всем вам Знахарь удовольствие доставит. Которым уже доставил — им больше ничего не надо. Им хватило.
