– Почему вы так думаете?
– Шмидта убили хладнокровно, профессионально, на людной
улице. Можно сказать, на глазах у сотен людей – и никто ничего не заподозрил.
Жертву не ограбили, да в таком месте это было бы и невозможно. Стало быть,
какой мотив мы можем предположить? Либо месть, либо, как ни прискорбно это
предположить, мотив убийства – политический, и англичане правы в своих
опасениях.
– Но не кажется ли вам, что Лихачева подослали в
ресторане к столику полковника Шмидта нарочно, чтобы он устроил скандал?
Полковник забеспокоился и послал своего есаула проследить за капитаном, то есть
таким образом полковник остался без охраны.
– То есть вы подозреваете сговор, – с грустью
произнес начальник полиции. – Тогда это несомненно политика. Но со стороны
участников убийства разумно ли было привлекать пьяного человека? Лихачев, когда
устроил публичный скандал, был здорово пьян…
– Только со слов Чернова! Капитан ведь мог и разыграть
пьяного.
– Нет, он был пьян не только со слов… эсаула. То же
самое говорят официанты, а уж их-то не обманешь, у них взгляд наметан! Так что
еще раз говорю: Лихачева следует допросить как можно быстрее, чтобы узнать, кто
внушил ему мысль устроить скандал с полковником Шмидтом. Значит, опять
какой-нибудь заговор, поэтому друзья капитана Лихачева и избили этого… как его…
эсаула, подумав, что он сует нос в их секреты. Устраивать заговоры – это
русский национальный спорт, такой же, как пить водку из ведра и париться в бане
с медведем.
Последние слова Мустафа-эфенди произнес с особенным удовольствием:
он не без основания гордился репутацией большого знатока русских традиций.
Однако ни в этот, ни на следующий день капитана Лихачева не
нашли. Никто не мог дать полиции определенных сведений о местонахождении
капитана. Поначалу это никого не удивило, потому что русские офицеры в
Константинополе, те, кто по каким-либо причинам не попал в Галлиполи, где
располагались остатки Русской армии Врангеля, жили как бродяги. Они толклись в
приемных у начальства, выпрашивая жалкие крохи жалованья либо иного какого
вспомоществования, пропивали эти гроши в бесчисленных кабачках на Галате,
хозяевами которых были уже не только местные греки, но и бывшие
соотечественники – те, кто оказался удачливее других и сумел вывезти из России
кое-какие ценности. Офицеры же, в основном нищие, голодные и оборванные,
слонялись в районе площади Таксим, где один раз в день разрешалось поесть в
бесплатной столовой для беженцев, а также процветали бесчисленные лотереи и
разные прочие жульнические мероприятия.
Мустафа-эфенди очень рассердился, и по этому поводу его
помощник Джафар вызвал всех подчиненных в отдельную комнату и имел там с ними
негромкую беседу. Подчиненные вышли после этой беседы тихие и задумчивые, после
чего бросились выполнять свои обязанности с удвоенным рвением. В результате
через два дня капитана Лихачева нашли, но допросить его не представлялось
возможным, потому что завязанный в мешок труп капитана всплыл в районе порта и
был замечен на рассвете матросом с итальянского парохода «Святая Тереса».
Полицейский врач дал заключение, что капитан был убит
выстрелом из револьвера, произведенным в упор, и труп пробыл в воде не менее
трех суток. Про всему выходило, что несчастного капитана убили и утопили чуть
ли не в ту же ночь, когда был убит полковник Шмидт.
Вызвали есаула Чернова, но тот, даже под страхом близкого
знакомства с обезьяноподобным Абдуллой, не мог назвать имен трех офицеров,
избивших его на улице Османли. Начальник полиции Мустафа-эфенди засел в своем
кабинете и надолго задумался.
Глава 10
Корчма. Ступени. Нависает свод.
Слоистый дым. Колючих взоров наглость.
Письмо, печать… И на печати – под
Лобастым черепом – две кости накрест.
Безжалостность окраин. Главаря
Рычащий шепот… Дотлевает запад.
Показывает ночь у фонаря
Двоих бродяг в широкополых шляпах.
А. Несмелов
Ордынцев пришел в себя в комнате без окон, освещенной
настольной лампой под поворотным металлическим абажуром. Лампа, как явствует из
ее названия, стояла на столе. За столом сидел плотный господин без пиджака в
белой рубашке с закатанными рукавами. Господин этот был Борису абсолютно
незнаком. Сам Борис сидел посреди комнаты на привинченном к полу металлическом
стуле, руки его были туго связаны за спиной.
– Ага, вы очнулись, – констатировал господин за
столом, – тогда начнем. Может быть, вы сэкономите время и сразу
расскажете, на кого вы работаете и каков ваш интерес в этом городе?
Борис попробовал заговорить, но во рту него пересохло,
должно быть, от той пахучей жидкости, которой угостил его коварный турок, и
единственным ответом плотному господину послужил нечленораздельный хрип.
– А-а! Это бывает от хлороформа, – кивнул
господин, поднялся из-за стола, налил в граненый стакан воды и поднес
Ордынцеву. Борис благодарно кивнул, отпил четверть стакана. Голос прорезался, и
он спросил:
– Может быть, вы развяжете меня? Руки затекли.
– Может быть, и развяжу. Это зависит от вашей
разговорчивости. Еще раз спрашиваю: на кого вы работаете?
Борис пожал плечами. Со связанными руками это было неудобно
и, вероятно, выглядело комично.
– Я ни на кого не работаю, – ответил он, – у
меня есть собственные средства, мне не к чему устраиваться на службу.
– Не валяйте дурака, – плотный господин
поморщился, – вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. На какую разведку
вы работаете? На англичан? На французов? На итальянцев?
«Интересно, как они догадались? – в смятении думал
Борис. – Что я сделал неправильно?»
Он решил тянуть время и притворяться полным идиотом: «Авось
станет ясно, что известно обо мне этому плотному типу и почему он отдал
распоряжение своим подручным схватить меня прямо на улице».
Борис уставился на своего визави в очень натуральном
изумлении.
– Как? Вы считаете, что я – шпион? Что я работаю на
какую-то разведку? Да с чего вы это взяли? Я достаточно обеспечен…
– Опять вы завели свою старую песню! – поморщился
плотный господин. – Сейчас вы станете рассказывать мне, что получили
наследство от покойного господина Гаджиева, которому доводитесь родственником…
– Не родственником, – поправил Борис, – моя
тетушка была за ним замужем. А в остальном все именно так.
«Угу, – думал Борис, – уже ближе к делу.
Несомненно, мой провал связан с Гаджиевым. Говорил же я Горецкому, что никто не
поверит в это сомнительное родство!»
– Может быть, я и поверил бы в фантастическую историю
про вашу тетушку, если бы не маленькая деталь.
Борис поднял глаза, с волнением ожидая продолжения.
