«Неужели он думает, что я совершенно ничего не соображаю?» –
Ираида Петровна даже обиделась, что ее считают такой дурой.
– Отдыхайте до утра, – продолжал главный. –
Утром выполните все, что вам скажут, и можете быть свободны.
– Можно, я пересяду в то кресло? – спросила
Ираида. – А то на стуле очень неудобно сидеть всю ночь.
– Ну, разумеется. – Человек отвернулся, а затем
ловко и бесшумно выскочил в открытое окно.
Взвалив на татарскую арбу два тяжелых холщовых мешка,
коренастый сам вскочил на нее. Возница тронул волов, и они неспешным ровным
шагом двинулись по ночной улице к морю, сонно дышавшему вдалеке.
Скрипучая арба неторопливо катилась под уклон.
– Давай, Ахмет, быстрее, что ли, – недовольно
проговорил седок. Страшный груз нервировал его, он боялся встречи с военным
патрулем, неожиданной проверки.
Возница оглянулся, недовольно ответил:
– Что торопишь, арба старый, волы старый. Колесо
отвалится – шайтан знает, что делать будем. Солдаты придут, спросят – Ахмет,
зачем мертвый человек в мешок клал?
– Типун тебе на язык! – прошипел коренастый.
Словно услышав его мысли, впереди на улице послышались шаги
солдат, лязг оружия.
– Ахмет! – испуганно зашептал седок. – Сверни
в проулок! Впереди патруль!
– Шайтан тебя разберет, – пробурчал вполголоса
возница, заворачивая арбу, – то торопишь, то сверни…
Однако ворчал он, скорее, по привычке, ему самому очень не
хотелось сталкиваться с патрулем.
Арба со скрипом, который казался в ночной тишине
оглушительно громким, катилась по узкому проулку. Ночь была холодна – на дворе
стоял ноябрь, и хотя днем солнце еще пригревало, сейчас у седока зуб на зуб не
попадал.
Проулок становился все уже и уже, арба еле тащилась по
ухабам, грозя развалиться, и наконец встала.
– Что такое, Ахмет? – спросил вполголоса
седок. – Почему стоим?
– Дальше ехать нельзя, арба старый, волы старый… К морю
не проехать, дальше овраг.
– Черт! – Крепыш соскочил на землю, огляделся.
Ночь была – хоть глаз выколи. Жилые домики предместья
остались далеко позади, впереди, действительно, за цепкими колючими кустами
уходил вниз край оврага.
– А, ладно, кто здесь будет искать! Давай, сбросим их в
овраг. Сейчас белые драпают, им ни до чего дела нет.
Ахмет обрадовался, что сможет наконец отделаться от опасного
груза и поспешно ухватился за мешок, для порядка ворча:
– Ай, шайтан, нехорошее дело делаем! Мертвый человек,
как собака, в овраг кидаем!
Оба мешка поспешно столкнули с края оврага, развернули волов
и торопливо погнали их обратно к городу. Волы, наверное, тоже почувствовали
облегчение, избавившись от страшного груза, и шли гораздо бодрее.
Когда размеренный скрип арбы удалился и стих, в ночной
тишине стал слышен другой звук. Со дна оврага, из грубого холщового мешка,
доносился тихий, полный муки стон.
Правда пересела в кресло под бдительным взглядом сутулого и
сделала вид, что задремала. В гостинице стояла полная тишина, в номере был
полумрак. Ираида напряженно размышляла. Сколько времени понадобится для того,
чтобы избавиться от трупов? Не очень много, потому что не станут отвозить их
далеко, море – вот оно, рядом. А затем коренастый обязательно вернется, чтобы
проследить, как все пройдет утром, и избавиться потом от нее, Ираиды. Значит,
что-то предпринять для своего освобождения она может только сейчас. Наблюдая за
сутулым, она заметила, что он усиленно борется с дремотой. Еще бы – три часа ночи,
самое трудное для бодрствования время! Незаметно Ираида передвинула свое кресло
поближе к круглому столику, на котором стояла настольная керосиновая лампа с
достаточно тяжелой фаянсовой подставкой. Лампой давно уже не пользовались по
назначению, потому что в гостинице было электрическое освещение, но для
Ираидиных целей она вполне подходила.
Она выждала еще некоторое время, собираясь с духом, затем
пошевелилась в кресле и сделала попытку встать.
– Ты… ты куда это? – встрепенулся сутулый.
– Воды выпить, – ответила Ираида, – нехорошо
мне.
Они переговаривались злым шепотом.
– Сиди на месте! – прикрикнул сутулый. – А
то…
– А то – что? – Ираида тоже повысила голос. –
Стрелять будешь?
Она знала, что у ее сторожа есть наган, но посчитала, что он
не решится им воспользоваться, – в такой тишине среди ночи…
– Подайте воды, если не велите с места
двигаться, – сказала Ираида совершенно спокойно.
Он тоже успокоился и подошел к столу, на котором стоял
графин с несвежей водой. Стакана он не нашел, взял графин и понес его к Ираиде,
протягивая левой рукой. В правой руке мерцала сталь нагана. Ираиде Петровне
было уже все равно, она даже перестала бояться, только в голове всплыла мысль,
что если он сейчас выстрелит, то их операция может сорваться. Конечно, ей,
Ираиде, будет уже все равно, потому что она умрет.
Дрожащей левой рукой она взялась за горлышко графина,
убедилась, что сутулый его отпустил, и разжала пальцы. Графин шлепнулся
сутулому на ногу, не разбился, но облил его водой. Не давая сутулому
опомниться, Ираида Петровна в ту же секунду схватила правой рукой лампу со
столика и со всей силы обрушила тяжеленную подставку сутулому на голову. Если
бы удар пришелся в висок, одним негодяем стало бы на свете меньше. Но удар
пришелся плашмя, так что только оглушил мерзавца, не причинив чугунной голове
особенного вреда.
Ираида перешагнула через бесчувственное тело и бросилась к
окну. Открыв створку, она перекинула было через подоконник одну ногу в высоком
мужском ботинке, как вдруг длинная юбка зацепилась за гвоздь. Немолодая женщина
протянула руку и стала шарить позади себя, стараясь на ощупь найти мешающий
гвоздь, потому что материя на юбке была непонятно какого происхождения, но
очень прочная и называлась «чертовой кожей», так что самостоятельно не могла
разорваться.
И вдруг из раскрытого окна донеслись шаги, слишком хорошо
знакомые Ираиде Петровне: это возвращался коренастый. Страх заставил сердце
сначала подняться к горлу, а потом резко опуститься вниз. Чудом отцепив юбку,
Ираида соскочила с подоконника обратно в комнату, потому что путь через окно
был отрезан. Стараясь не топать, она перебежала комнату, оглянувшись на
сутулого, но тот не подавал признаков жизни. Ираида Петровна тихонько открыла
дверь и кинулась бежать по коридору.
Коренастый убийца проник в номер через окно. Увидев
бесчувственное тело своего напарника и пустое кресло, он выругался вполголоса и
выскочил в коридор. Коридор был пуст.
Коренастый остановился на пороге, настороженно осматриваясь.
В коридор выходило девять дверей. Здесь, на первом этаже гостиницы «Пале-Ройяль»,
было восемь номеров. Девятая дверь вела в небольшой, порядком захламленный холл
с традиционной пыльной пальмой возле окна и приткнувшейся в углу конторкой
портье.
