Но тот тоже улыбался.
— Я знаю, деловые люди не поощряют романтики, но я сентиментален, — ответил Доббс. — И я, хотя и удивлен, очень за вас рад.
— Мы тоже, — сказал Слейд, сжимая объятия. Лара чувствовала, как каждый его палец предостерегающе впивается ей в плечо. — Не так ли, дорогая?
Уж не думает ли он, что она станет помогать ему? Ни за что! Сам затеял это шоу, пусть сам с ним и разбирается.
— И вы женитесь немедленно? — Доббс засмеялся, покачал головой, как будто не веря. — Когда же все это произошло?
— Кто способен точно уловить момент, когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга, Эдвин? — Голос звучал радостно, но боль от сдавивших плечо пальцев становилась невыносимой. — Лара собиралась сказать вам все сама, но я подумал, что вы предпочтете услышать новость от нас обоих.
— Вам повезло, Слейд, — сказал Доббс, как будто Лары здесь не было, и захихикал. — А мне нет. Я теряю отличного аудитора.
— Мне очень жаль, мистер Доббс, — сказала Лара. — Я бы хотела, чтобы… чтобы все было иначе.
— Она хочет сказать, — быстро вмешался Слейд, — что она хотела бы уделять вам больше внимания. — Он посмотрел на нее. — Дорогая, я уверен, Эдвин все понимает.
— Если вы настаиваете, — торопливо сказала Лара, я бы могла остаться на пару недель.
— И пропустить свой собственный медовый месяц? Доббс рассмеялся. Слейд тоже. Они оба смотрели на нее так, будто она была слабоумной, и в какой-то момент Ларе показалось, что они сейчас похлопают ее по щеке, эти двое мужчин, распоряжающихся ее жизнью, как будто она к ней не имеет никакого отношения. Все было кончено. Дом был выставлен на продажу.
Она рассчиталась с миссис Краусс. Доббс найдет другого аудитора. Все были довольны, кроме нее. Но что сделает марионетка, которую дергают за веревочки?
Часом позже они стояли во дворце бракосочетания. Миссис Краусс держала на руках Майкла. Церемония заняла меньше пяти минут. Когда было объявлено, что жених может поцеловать невесту, Лара застыла в ожидании.
Но Слейд не прикоснулся к ней. Он даже не посмотрел на нее. Он поблагодарил регистратора, пожал ему руку, взял Лару за локоть и вывел на улицу. Их ждали два лимузина — один, чтобы отвезти миссис Краусс домой, другой, чтобы доставить Лару, Слейда и Майкла в аэропорт.
Сердце у Лары было как будто сжато тисками. Она крепко обняла миссис Краусс, которая выглядела озадаченной и испуганной.
— Прощайте, — прошептала она, ничего не видя из-за пелены слез, и поспешно забралась в машину. Слейд сел с Майклом на руках. Дверца захлопнулась за ним, как бы ставя последнюю точку.
Она играла в опасную игру, теперь Лара это поняла и выиграла Майкла, но потеряла все остальное; гордость, независимость, свободу.
Она больше не была Ларой Стивенc, она была женой Слейда Бэрона.
Они сидели рядом в салоне первого класса, два чужих человека, не имевших ничего общего, кроме ночи страсти.
И ребенка.
Лара задрожала и крепче обняла сына. Он спал спокойно, прижимаясь к ее груди и обнимая любимого медвежонка. Он кричал первые несколько минут полета, и симпатичная стюардесса сказала ей, что, возможно, это от перепада давления, но сердце Лары говорило, что он плакал о той жизни, которую они оставили позади, и о неизвестном будущем, которое ждало их.
Слейд попытался успокоить ребенка. Он хотел взять Майкла из ее рук, но она не позволила.
— Я буду держать сама, — сказала она.
Глаза у него потемнели, и она ждала, что он станет настаивать, но он не стал. Он открыл свой кейс и вытащил пачку бумаг. Через несколько минут он забыл о Майкле.
Лара сжала губы.
Этого следовало ожидать. Слейд хотел не сына, а победы. Теперь она у него есть, и он потерял интерес. Хотя, когда он сегодня взял Майкла из кроватки, ей показалось, что у него в глазах мелькнуло что-то настоящее, любящее.
Настоящее? Любящее?! Он не способен на это.
Лара подавила рыдания и прижалась губами к головке сына.
Если Слейд и любил кого-то, то только себя. Он уже потерял интерес к Майклу. Хорошо, если отсутствие интереса превратится в скуку. А может быть, потом вполне вероятно — он позволит своей нежеланной жене и трофейному сыну вернуться к своей жизни.
Лара откинулась на сиденье, крепче обняла Майкла и устало закрыла глаза.
До тех пор ей нужно будет сделать все, что можно, не для себя, а для сына.
Слейд уставился ничего не видящими глазами в бумаги, разложенные на столике, и думал о том, что же, черт возьми, он теперь должен делать.
Сделать все, что можно, — не для себя, для сына — это и так понятно, но как быть с Ларой?
Ларой, его женой.
Все это было слишком. Он летел в пятницу на юг, на встречу, затем на уик-энд в Техас. Встреча состоялась.
Он слетал в Техас. А теперь он возвращается домой с женой и сыном.
Его сыном.
Это сочетание казалось до сих пор таким странным. Сама мысль об этом грела кровь. Он не думал заводить ребенка — сейчас уж точно нет, а может, и никогда.
Но сегодня утром он посмотрел на сонного младенца — и весь его мир в одно мгновение будто поставили вверх тормашками. А потом он взял парнишку на руки…
О, черт.
Надо кончать думать об этом, иначе он никогда не сможет сосредоточиться. А сосредоточиться было необходимо.
То, что он сделал сегодня утром, было, в сущности, немыслимо.
У него теперь жена, ее зовут Лара. Кроме этого, он ни черта о ней не знает. Она великолепна в постели, но, в свете последних событий, не исключено, что ему придется забыть об этой части их отношений.
Отношений? Слейд подавил стон: у него нет никаких отношений с этой женщиной. Она отказалась от ланча в самолете. Это был крабовый салат, а она сказала «нет». Потому, что не любит крабов? Потому, что никогда не ест ланч?
Или потому, что ненавидит его?
Он бросил на жену быстрый взгляд. Она откинулась на спинку кресла, прижимая Майкла, глаза у нее были закрыты. Она спала или просто избегала его?
Так много вопросов, и никаких ответов. Но это ничего, два современных человека прекрасно могут жить вместе, поддерживая цивилизованные отношения, притворяясь, что не презирают друг друга, — все ради сына.
Но он не этого хотел от Лары. Он ненавидел ее не за то, что она сделала, не за то, что намеренно забеременела и не сказала ему, а за все остальное: за то, какой она была в его руках месяцы назад — ее шепот, ее ласки, тепло ее кожи, вкус ее губ… И все это было ложью. Не его она хотела, а его способность делать детей.
Прошлой ночью она таяла в его руках. О Господи, он чувствовал ее, ее мягкость. Он мог бы овладеть ею там же, на этой стоянке, прижать к машине, войти в нее. Ощутить ее горячий рот, почувствовать ее ласковые пальцы…
