Она не отзывалась, все сидела с таким потерянным и грустным
видом, что сердце кровью обливалось. В том числе и от бессильной ярости. Можно
превзойти нешуточные жуткие ремесла, можно вернуться целым-невредимым из
откровенного пекла, по праздничным дням нехилым иконостасом на груди сверкать,
ксиву в кармане носить тяжелую — и вот, поди ж ты, все это, вместе взятое,
не помогает урезонить стервозную бабу, не желающую давать развод исключительно
из вредности… Невесело.
Он даже обрадовался в первый миг, когда во внутреннем
кармане легкой куртки негромко засвиристел «маячок». Очень быстро радость
как-то смазалась, когда в ответ на эсэмэску с вопросительным знаком свалилась
цветная картинка, не способная вызвать удивления у посторонних, ничего не
способная рассекретить, всего-то цветная фотка, где на фоне густо-синего неба
четко чернел силуэт смерча. Такие дела… Труба надрывается противным медным
ревом, не вовремя, как всегда… А когда оно было вовремя?
Двое, резкие
Они переглянулись и покивали друг другу с видом едва ли не
веселым — оттого, что ситуация была ясна, как таблица умножения, и ее не
требовалось вдумчиво прокачивать. Все было как на ладони.
Диспозиция разворачивалась нехитрая: на малолюдной аллейке
парка юная парочка лет этак девятнадцати имела неосторожность пересечься с
пятеркой субъектов ярко выраженной кавказской национальности. И началось.
Несмотря на тихую брезгливую ненависть к данным экземплярам, Кеша с Антоном
вынуждены были признать за гомонящими абреками некоторое мастерство, имевшее
мало общего с тупыми приставаниями: пятеро ни единого матерного слова пока что
не произнесли, пальцем девочку не тронули, просто заступили дорогу и цеплялись
словесно, весьма даже искусно, культурно, можно сказать, с шуточками и
прибауточками — но пройти не давали. Явно доводили парнишку (словно бы его
не замечая, сконцентрировав внимание исключительно на девочке) — чтобы
взвился, не вытерпел, что-то сказал или сделал первым, а уж тогда они могли бы
законную самооборону включить, жлобье…
Девчонка была красивая, а парнишка ничуть не походил на
замаскированного «черного пояса», способного вмиг раскидать этот табор по
веткам окрестных деревьев. Растерялся до предела, издали видно, что уже сломан,
никакого выхода из ситуации не видит, скоро дергаться начнет глупо и нелепо, и
завертится совсем невеселое дело.
Они вторично переглянулись, и Кеша, щурясь, спросил
вкрадчиво:
— Как полагаете, господин капитан?
— Я с вами совершенно согласен, господин
капитан, — кивнул Антон. — Форвертс?
Они встали и, ничуть не спеша, вразвалочку, где-то даже
вальяжно, направились к месту действия. Они вовсе не старались подкрасться
бесшумно, и девчонка, заслышав шаги, с надеждой обернулась в их сторону, глядя
на них меж обступившими ее сынами гор.
И тут же надежда пропала с ее смазливого личика. Причину
угадать было нетрудно: Кеша с Антоном отнюдь не смотрелись грозной подмогой,
способной в две секунды восстановить справедливость и избавить юных влюбленных
от нешуточных грядущих неприятностей. Кеша был невысоконький и сильным вовсе не
выглядел. Антон, правда, был габаритный, но опять-таки не походил на красавца
культуриста в буграх мускулов — просто большой, и все тут. К тому же оба
имели на носах очки (правда с простыми стеклами), и давно уже ушли в ботву:
волосы отросли, не до хипповских, но где-то близко, бороденки заколосились.
Более всего они походили сейчас на парочку младших научных сотрудников из
какого-нибудь НИИ «Гайка-болтик-шпунтик». Что от них и требовалось согласно
неведомым им пока планам отцов-командиров.
Джигиты тоже оглянулись, явно пришли к тем же выводам и
совершенно перестали обращать внимание на подходивших. И Кеша, и Антон тем
временем успели их в два счета прокачать — и, не делясь впечатлениями
вслух, оба по отдельности пришли к выводу, что никому из пятерки, пожалуй,
воевать не доводилось. Типичные урки с ближайшего рынка.
Антон между тем углядел на пустой лавочке совершенно
бесхозный подарок судьбы — аккуратно отпиленный кусок доски-вагонки,
длиной с полметра, — показал на него глазами Кеше, и тот чуть заметно
кивнул. Подручные предметы им, в общем, не требовались, но все равно, грех
проходить мимо такой удобной приспособы…
Поскольку стало ясно, что пятерка не расступится, чтобы
пропустить этакую, с их точки зрения, неопасную мелочь, приходилось события
подстегивать. Кеша, похлопав по плечу ближайшего экземпляра (выше его головы на
две), вежливо приложил руку к груди на изысканный восточный манер и проникновенно
сказал:
— Бамбарбия киргуду!
Покосившись на него сверху вниз с нескрываемым
пренебрежением, богато декорированный золотом джигит отмахнулся:
— Э, гуляй, очкастый, да…
И повернулся к девчонке, которой второй уже успел сообщить
на ушко что-то такое, отчего она отшатнулась, и слезы едва не брызнули у нее из
глаз. Кеша, ничуть не обескураженный нелюбезным приемом, продолжил
интеллигентнейше:
— Извините, сударь, но мне представляется, что ваше
поведение в отношении этих молодых людей предосудительно…
— И, я бы даже сказал, совершенно негламурно, —
поддержал Антон, аккуратненько поправляя очки классическим жестом близорукого.
Вот теперь на них обратили чуточку больше внимания, но
таращились с прежним ленивым превосходством. В расчет по-прежнему не принимали
совершенно. Второй ходячий золотой прииск, решив, очевидно, что период речей
закончился, взял девчонку за локоть и сообщил, ухмыляясь:
— Ну пашли, красывая, тэбэ понравится…
Незадачливый кавалер наконец-то попытался дернуться,
абсолютно бездарно, но Антон его проворно поймал за шиворот и в две секунды
переправил за свою габаритную спину. Кеша тем временем, уже без тени лишней
интеллигентности уставясь на того, кто держал девчонку, громко задал вопрос.
Звучал он в переводе на цензурную речь примерно следующим образом: не желает ли
означенный горный орел поместить себе в заднепроходное отверстие некий предмет
биологического происхождения, чье обиходное название часто встречается на
заборах?
Реакция оказалась вполне предсказуемой. Спрошенный сначала
остолбенел, потом взорвался неописуемым гневом, отпустил девчонку и резво
ринулся вперед, от всей души замахиваясь…
Ни одна живая душа, кроме двоих капитанов, не поняла, что же
на их глазах произошло. Кеша в последний миг попросту уклонился, пропустив
кулачище в нескольких миллиметрах от скулы — и тут же сделал пару
неуловимых для глаза движений, правой ногой, правой рукой…
Джигита снесло. И по инерции, подшибленный мастерскими
ударами из арсенала «бой на ограниченном пространстве», он во весь рост
грянулся на асфальтовую дорожку. Остальные остолбенело таращились на него, а он
все не вставал, издавая жалобные звуки — и до кунаков наконец-то стало
доходить, что ему плохо…
Они кинулись в атаку беспорядочной толпой, еще ничего толком
не соображая. Кеша, уже успевший подхватить со скамейки тот симпатичный обрезок
узенькой дощечки, крутанул его в руке хитрым манером, и как-то так вышло, что
один его конец с размаху вошел в соприкосновение с паховой областью джигита.
Следствием чего стал дикий вопль — и второй противник надолго выбыл из
игры, скрючившись в три погибели и зажимая ушибленное место.
