Некоторое время продолжалась одна и та же рутина.
Периодически по старшему выпускали неприцельную очередь, он огрызался огнем, но
маневрировать не мог, поскольку был слишком на виду. Время от времени он что-то
орал молодому, скорее всего, вновь и вновь приказывал беречь патроны. Тот стал
постреливать реже — не из дисциплинированности, а оттого, что ему, как
легко было разглядеть, становится все хреновее: имеет место обильное кровотечение,
рана должна болеть, ее сейчас дергает, тянет… Хорошо бы вырубился, облегчил
задачу… нет, что-то не собирается, падла…
Исключительно для очистки совести полковник во всю глотку
выкрикнул предложение бросить оружие и сдаться, обещая, ясное дело, жизнь, а
что же еще? Как и следовало ожидать, этот рыцарский порыв не встретил должного
понимания в стане врага — в его направлении сначала были произведены две
длинные очереди, а потом звучно зашелестела пущенная из подствольника граната,
взорвавшаяся метрах в пятнадцати правее уже успевшего в очередной раз сменить
позицию Рахманина. Вреда он нее не случилось ни малейшего.
Игру не следовало тянуть до бесконечности. Никто не нагрянул
на помощь попавшей в засаду троице, но все равно, затягивать не след.
Сомнительно, что Щенок вырубится, а старший, ясно, упертый тип, сдаваться
что-то не собирается. Вот и ни к чему развлекаться далее, пора играть всерьез…
— Мочите волчару нахрен, — распорядился полковник
в микрофон.
Вот теперь со всех сторон из пяти стволов вдарили всерьез —
а секундой позже и Рахманин подключился. Из подствольников никто из группы не
палил — чтобы не попортить ненароком осколками намеченный трофей. Но
патроны не экономили.
Изменившуюся ситуацию просек и старший — уж такой-то
битый жизнью экземпляр не мог не понимать, что по нему начали бить на
поражение. Ну а что он мог поделать? Выбор небогат: попытаться позицию
поменять, что на обстреливаемой со всех сторон поляне, в общем, бессмысленно.
Вскоре во время очередного переката старшего чувствительно
достало, видно было, как его швырнуло, как корежит — и почти сразу же
боевика, судя по дерганьям, зацепило сразу несколькими очередями, он
побарахтался чуток, уже не стреляя, вроде бы нелепо подпрыгнул… И больше не
шевелился. Сразу видно, что дело мы тут имеем не с притворством, а с
натуральным «двухсотым». Переползши метров на пять правее, Рахманин чуть
высунулся из-за ствола, дававшего неплохое укрытие.
Увы и ах, молодой от изрядной потери крови все же сознание
не потерял, он лежал, ворочая башкой туда-сюда, целя наугад и временами
выпуская очередь. Интересно, понимал он уже, что его собираются повязать
живьем, или считал, что ему пока просто везет и пули сторонкой пролетают? Хрен
его, недоноска, поймешь…
По команде полковника с разных сторон вновь грянули очереди,
не направленные на поражение, но заставившие Щенка ожесточенно огрызаться. Ага,
магазин меняет…
Пора было что-то решать. Не ждать же, когда этот придурок
расстреляет все патроны. Нет все же стопроцентной уверенности, что в
окрестностях чисто… Снайперку не захватили, жаль, было бы проще… Ну ладно,
попытаемся и так справиться, нам не впервой.
Выбрав надежную позицию, Рахманин отложил автомат и вновь
взялся за бесшумку. Он прекрасно видел, что Щенок его не засек, а значит, можно
действовать уверенно.
Первый выстрел лишь зацепил плечо мишени, левое, вроде бы
царапина получилась… но второй угодил гораздо более качественно, пробил гаду
правую ладонь, тот, как миленький, автомат выпустил, упал на спину, зажимая
левой ладонью раненую, явственно раздался громкий то ли стон, то ли всхлип…
Вот теперь появился реальный шанс! В течение какой-то доли
секунды полковник готовил себя к прыжку, просчитывая все наперед, потом взмыл
из-за ствола и с автоматом наперевес, вспоров перед собой землю двумя
очередями, метнулся к тому месту, где вразброс валялись два трупа и один
раненый.
Справа и слева от него взлетела фонтанчиками земля —
это оставшиеся в «зеленке» трое прикрывали не только Рахманина, но и несущихся,
как торпеды, Кешу с Улановым, все было оговорено заранее, кто пойдет на рывок,
кто прикроет.
Голова была совершенно пустая, без мыслей и эмоций, Рахманин
летел, уже решив для себя, как именно будет бить ногой и куда, если Щенок все
же сграбастает ствол и попытается хамить. Кеша с Улановым были уже на
полпути — ну, выноси, фортуна!
Метров тридцать осталось до сопляка, лежавшего на спине с
искаженным лицом, таращившегося в сторону набегающего полковника… за ствол не
хватается, ага… только что-то вовсю левой, здоровехонькой рукой под распахнутой
камуфляжной курткой шарит, что-то очень уж осмысленно шарит… СУКА!!!
Изрядным усилием сбив себя с темпа, полковник заорал что
есть мочи:
— Стой! Ложись!!!
И рухнул во весь рост на каменистую землю, успев увидеть,
что оба стрелка, слава тебе, господи, приказ расслышали, ситуацию поняли,
повалились будто подкошенные.
В следующий миг громыхнуло. Оглушительно, жутко. Обдало
горячим воздухом с тухлым запахом взрывчатки, ноздри залепило гарью, по сфере с
пронзительным визгом долбануло чем-то твердым, срикошетившим тут же, но все
равно, ощущения были пакостные, тело сотрясла непроизвольная судорога. Что-то
крупное с неописуемым звуком прожужжало совсем близко…
В ушах позванивало, не сразу удалось осознать наступившую
мертвую тишину. Разлеживаться было некогда, и полковник вскочил, кинулся туда,
а со всех сторон уже спешили и другие.
Двое лежали на прежних местах, в прежних позах, а что
касается третьего… Он выглядел именно так, как должен выглядеть человеческий
экземпляр, рванувший на себе пояс шахида — то, что от него осталось,
смотрелось, мягко говоря, отвратно. Резко воняло специфическим перегаром и еще
чем-то, что как-то не тянуло опознавать и классифицировать. Как писал классик,
сковырнулся, сволочь…
Тихонечко взвыв от подступивших эмоций — сквозь зубы,
почти неслышно для окружающих, — полковник Рахманин не в первый раз
подумал матерно о фанатиках. Иногда, а особенно сейчас, когда позарез
требовался живой «язык», откровенный бандюган без всяких идеалов
предпочтительнее идейного. Тот, кто сделал войну с федералами своим маленьким
бизнесом, промышляет заложниками, вообще гребет все, до чего может дотянуться,
сплошь и рядом к собственной жизни относится крайне трепетно, прекрасно
сознавая, что она у него одна и супостат к ней чертовски привык, а насчет
хваленого рая еще в точности неизвестно, как там все обстоит. Поэтому воюет он,
хотя и храбро, но все же не выкладываясь на сто процентов, всегда оставляя себе
некую лазеечку. Бандюга бережет себя чисто подсознательно, и это частенько
помогает его победить. А вот идеалист, фанатик, упертый, пропитанный идеями,
как губка водой, себя не бережет ни капельки и соскочить готов, можно сказать,
с радостным визгом, торопясь к райским гуриям, прекрасным фонтанам и прочим
потусторонним радостям, положенным по списку мученику за веру, истинному воину
джихада. Как этот вот Щенок. Несомненно, идейный. Окажись на его месте кто-то
гораздо более приземленный, его непременно удалось бы взять…
