— Алло! Бэт? Вы слышите меня?
— Прекрасно и отчетливо. Дорогая леди, вы первая дозвонились на программу Бэта Сегундо под названием «Конец света» и, боюсь, последняя!
— Я обожаю вашу передачу, Бэт. Я вас сейчас слушаю по карманному транзистору, пока не сели батарейки. Не думайте, Бэт, что вас никто не слушает, это неправда. Вы нас поддерживаете всю ночь. Песни помогли моей дочке уснуть. Ее мучают кошмары в последние дни.
— Как я рад, что не один!
— Вы будете и дальше передавать спокойную музыку, да? Чтобы дочка не испугалась, если вдруг проснется.
— Хорошо, договорились. Как вас зовут, ангел мой?
— Джолин.
— Красивое имя, Джолин. Ваши домашние любят Долли Партон?
[107]
— Никогда не слышала ее.
— Так-так. А как зовут вашу дочку?
— Белл.
— Как у вас там, более или менее спокойно?
— Вроде бы… Вечером был шум. Стреляли. Приезжала полиция. Пустила слезоточивый газ. Потом все затихло. А снег идет все сильней.
— Где вы находитесь, Джолин?
— В Нижнем Манхэттене. Бэт, могу я обратиться к одному человеку?
— Конечно, Джолин!
— Я хочу передать сообщение для Альфонсо. Я не видела его три дня. Он пошел раздобыть что-нибудь из продуктов… Альфонсо, если ты слышишь меня, пожалуйста, возвращайся домой. Бог с ними, с продуктами. Слышишь? И еще, Бэт.
— Да, Джолин?
— Обещайте, что во время следующей песни сделаете себе кофе. А виски больше не будете пить, хорошо?
— Хорошо, Джолин. Обещаю.
— И еще, Бэт, пожалуйста, перестаньте все время упоминать про конец света. От этого ведь не легче. Если не считать военных чурбанов, которые призывают сохранять спокойствие, вы единственный человеческий голос на всех каналах. Так что вы очень многим нужны, Бэт.
— Так-так. Хорошо, Джолин, постараюсь…
— «Ночной поезд» идет по своему маршруту и будет идти, пока не наступит… пока не зависящие от меня обстоятельства не воспрепятствуют трансляции. Итак, по расписанию у нас с вами четырехчасовой прогноз погоды. Минуточку, дайте мне разобраться… дело в том, что наш синоптик застрял в туннеле под Гудзоном три дня назад. Так, ртуть упала до тринадцати градусов по Фаренгейту
[108]
. Если в вашем районе подача электричества ограничена, лучше не вылезайте из-под одеяла. Из моего окна на двадцать восьмом этаже хорошо видно, что снег валит все более крупными хлопьями. Час назад он падал мелкими кристалликами. Поблизости горит какой-то крупный объект. Огромные снежинки ложатся, как умирающие лебеди, и укрывают землю саваном. Больше отсюда ничего не видно… Я знаю, что последние два дня телефонная связь в Нью-Йорке барахлит, но если у кого-нибудь телефон еще работает, не стесняйтесь, звоните… Снег и безумие. Наверняка мы с вами еще не затрагивали эту тему. Снег здорово гипнотизирует… Смотришь на него, смотришь, — и вот ты уже в каноэ, сплавляешься по снежному водопаду. Слепые белые мухи бьются в ветровое стекло. Возьми себя в руки, Бэт, нужно опустить жалюзи и заварить еще кофе. Сейчас прозвучит…
— Прошу прощения, друзья, резервный генератор вырубился ненадолго. Итак, сейчас Арета Франклин споет «Я за тебя молюсь»
[109]
. Посвящается Джолин, Белл и Альфонсо из Бруклина… А я никогда не рассказывал вам, как повстречал Арету в салоне на Джексон-авеню, где она выбирала глазные линзы? Об этом мало кто знает, но в узких кругах… Попридержи свой анекдот, Бэт. Микрофон мигает!
— Привет, Бэт!
— Черт возьми, Смотритель? Значит, ЦРУ до сих пор не прищемило тебе хвост. Я должен был догадаться, что ты позвонишь в такое время.
— В какое время. Бэт?
— Ты что, не читал газет последние полгода? В твоей норе нет телевизора?
— Правила поведения в зверинце грубо нарушаются, Бэт.
— Черт, ты все еще возишься со своим зверинцем? В такое-то время!
— Судя по тембру голоса, Бэт, ты находишься под воздействием алкоголя.
— Погоди-погоди. Сейчас я почитаю тебе выдержки из последних независимых газет. Ага, вот оно.
«Какая опасность угрожает свободному миру? Мелкие головорезы, которые убийствами проложили себе дорогу к власти и прячут запрещенное оружие массового уничтожения! Термиты, которые подтачивают основы демократии, порядка и свободы! Экстремисты посылают фанатиков взрывать наши посольства! Мы всегда предпочитали мир войне, но рабству предпочтем свободу! Мы не слепцы! Мы не хотим быть слепцами! Мы не будем слепцами!»
Лопнуть можно от смеха. А вот что отвечают с другой стороны баррикад:
«Нас называют экстремистами. Нас называют террористами. Нас обвиняют в нетерпимости. Да, мы не желаем терпеть несправедливость! Мы не желаем терпеть трусов, которые выпускают ракеты по нашим школам и фабрикам, находясь в безопасности за сотни километров! Мы не желаем терпеть ворюг, которые грабят наши недра, вывозят у нас металл и нефть, вылавливают нашу рыбу из морей! Если мы позволим отравить нашу культуру порнографией, развратить наших женщин и детей — тогда нас похвалят за „терпимость“? Тогда нас перестанут называть правительством „головорезов“? Близится время, когда они почувствуют всю степень нашей нетерпимости!»
Или вот: «Тот самый болван, который в своей же стране травит химическим оружием этнические меньшинства и организует заговор против собственной власти, чтобы выявить потенциальных предателей, которые не донесут о готовящемся заговоре. Та самая дамочка, что лично ответственна за обвал на всех фондовых биржах от Нью-Йорка до Токио».
А вот еще: «Сопротивление! В течение веков Запад держал нас в оковах. Когда „цивилизованный“ человек наконец устыдился железных оков, им на смену пришли оковы экономические. Когда мы выбираем руководителей, которые пытаются разорвать эти оковы, Запад их убивает и заменяет тиранами, послушными ему. И сейчас за каждый доллар так называемой помощи при погашении так называемого долга с нас сдерут четыре. Братья и сестры, я взываю к вам, ко всему нашему древнему континенту: мы можем разорвать эти цепи! Звено за звеном! К вам я обращаю это святое слово: сопротивление!»
— Ну как, Смотрик? Теперь осознал?
— Я все осознаю, Бэт.
— А язык, которым выражаются эти ублюдки! Они говорят: «нехватка взаимопонимания в диалоге» так, словно речь идет о двух соседях, которые поругались из-за газона! А потом один рассерженный сосед видит кита на своем радаре, принимает его за ядерную подлодку, нажимает на кнопку — и сцена тонет в дыму и пламени.
