Начальник Бентам пожимает плечами.
– Все папки с личными делами пошли на топливо еще прошлой зимой.
– Как же вы определяете, когда освобождать заключенных?
Начальник тюрьмы в недоумении.
– «Освобождать»? «Заключенных»?
Акико Като оглядывается. Я ныряю вниз – надеюсь, успел. В конце ряда в лужице серебристого света, отбрасываемого экраном, встает на задние лапки крыса и смотрит на меня, собираясь залезть за обивку стены.
– Надеюсь,– вполголоса говорит спутник Акико Като,– что это действительно срочно.
– Вчера в Токио появилось привидение.
– Вы вызвали меня из Министерства обороны, чтобы рассказать историю о привидениях?
– Это привидение – ваш сын, конгрессмен.
Мой отец ошеломлен не меньше, чем я.
Акико Като встряхивает волосами.
– Уверяю вас, он – очень живое привидение. Он в Токио и ищет вас.
Очень долго мой отец ничего не говорит.
– Он хочет денег?
– Крови.– Я выжидаю, в то время как Акико Като нарезает веревки для подвесного жертвенника.– Я не могу скрывать. Я должна сказать. Ваш сын – наркоман, он заявил, что убьет вас за то, что вы украли у него детство. За свою жизнь мне приходилось встречать много испорченных молодых людей; боюсь, ваш сын – просто слюнявый психопат. И ему нужны не только вы. Он сказал, что сначала разрушит вашу семью, чтобы наказать вас за то, что случилось с его сестрой.
В камере Воормана полно всякой мерзости.
– Итак, мистер Воорман…-Доктор Полонски перешагивает через фекалии с роем мух над ними.– Давно вы считаете, что являетесь Богом?
На Воормана надета смирительная рубашка.
– Позвольте задать вам тот же вопрос.
– Я не считаю себя Богом.
Под его ботинком что-то хрустит.
– Вы считаете себя психиатром.
– Верно. Я являюсь психиатром с тех пор, как окончил медицинский колледж – с наградами первой степени – и начал практиковать.
Доктор поднимает ногу – к подошве прилип дергающийся в конвульсиях таракан. Доктор соскребает его о выпавший кусок каменной кладки.
Воорман кивает:
– Я тоже являюсь Богом с тех пор, как начал практиковать в своей области.
– Понятно.– Доктор отрывается от своих записей.– Из чего же состоит ваша деятельность?
– В основном из текущего ремонта. Вселенной.
– Так это вы создали вселенную?
– Именно. Девять дней назад.
Полонски взвешивает это утверждение.
– Однако значительное количество данных указывает на то, что вселенная несколько старше.
– Знаю. Эти данные тоже создал я.
Доктор сидит на откидной койке напротив.
– Мне сорок пять лет, мистер Воорман. Как вы объясните мои воспоминания о прошлой весне или о детстве?
– Я создал ваши воспоминания вместе с вами.
– Значит, все в этой вселенной – лишь плод вашего воображения?
– Совершенно верно. Вы, эта тюрьма, крыжовник, туманность Конская Голова.
Полонски заканчивает писать предложение.
– Вероятно, было ужасно много работы.
– Больше, чем ваш хилый гиппокамп – не в обиду вам будь сказано – может представить. Приходится думать над каждым атомом, иначе – бах!– все пойдет псу под хвост. «Солипсист» пишется с одним «л», доктор.
Полонски хмурится и перекладывает свой блокнот. Воорман вздыхает.
– Я знаю, что вы скептик, доктор. Я вас таким создал. Могу я предложить объективный эксперимент, чтобы подтвердить свои притязания?
– Что вы имеете в виду?
– Бельгию.
– Бельгию?
– Спорим, даже бельгийцы не заметят ее отсутствия?
Мой отец не отвечает. Он сидит, склонив голову. У него очень густые волосы – можно не бояться, что к старости я облысею. События разворачиваются таинственным, захватывающим и непредсказуемым образом. Я могу в любой момент заявить о своем присутствии и выставить Акико Като лживой гадиной, но я хочу еще ненадолго сохранить преимущество, чтобы получше вооружиться перед предстоящей схваткой. У Акико Като звонит мобильный. Она достает его из сумочки, бросает: «Перезвоню позже, я занята» – и кладет назад.
– Конгрессмен, выборы через четыре недели. Ваше лицо будет расклеено по всему Токио. Вы будете каждый день выступать по телевизору. Сейчас не время что-то скрывать.
– Если бы я мог встретиться со своим сыном…
– Если он узнает, кто вы, вы обречены.
– У каждого есть хоть капля благоразумия.
– На нем столько же преступлений – тяжкие телесные повреждения, кража со взломом, наркотики,– сколько меховых вещей в шкафу у вашей жены. У него крайне тяжелая стадия кокаиновой зависимости. Представьте, что сделает оппозиция. «Незаконнорожденный сын министра стал преступником и клянется убить его!» Мой отец вздыхает в мерцающей темноте.
– Что вы предлагаете?
– Ликвидировать эту проблему, пока она не стала причиной вашей политической смерти.
Мой отец чуть поворачивается к ней.
– Разумеется, вы не имеете в виду насильственные меры?
Акико Като осторожно подбирает слова.
– Я предвидела, что такой день настанет. Все подготовлено. В этом городе несчастные случаи не редкость, а я знаю людей, которые знают людей, которые помогают несчастным случаям происходить скорее раньше, чем позже.
Жду, что ответит мой отец.
Чета Полонски живет в квартире на четвертом этаже старинного дома с двориком и воротами. Они уже несколько месяцев не ели и не высыпались как следует. В полумраке подрагивает слабый огонек камина. За окном с грохотом проходит танковая колонна. Миссис Полонски режет тупым ножом черствый хлеб и наливает в тарелки пустой суп.
– Тебя тревожит этот заключенный, Бурмен?
– Воорман. Да, тревожит.
– Несправедливо заставлять тебя выполнять работу судьи.
– Неважно. В этом городе тюрьма мало чем отличается от сумасшедшего дома.
Ложкой он вылавливает из супа хвостик морковки.
– Тогда в чем же дело?
– Раб он или хозяин своего воображения? Он поклялся, что к пяти вечера Бельгия исчезнет с лица земли.
– Бельгия – это другой заключенный?
– Полонски жует.
– Бельгия.
– Новый сорт сыра?
– Бельгия. Страна. Между Францией и Голландией. Бельгия.
Миссис Полонски недоверчиво качает головой.
