Взвизгнули по-поросячьи, обнялись, вжались друг в друга, покачались из стороны в сторону. Ни дать ни взять — две несерьезные первокурсницы…
— Ну, Анька, ну, ты молоток! — цепко ухватив, потрясла ее за талию Филимонова. — Дай-ка я на тебя посмотрю… Повернись! О-о-о… Узнаю прелестный профиль… Ах ты, моя Нефертити окаянная! Помнишь, это ведь я первая заметила, что ты профилем на нее смахиваешь!
— Да брось, Кать! Тоже, придумала…
— И ничего не придумала! Ну-ка, давай потяни шею… — тронула она ее пальцами за подбородок, приподняв его вверх, — о, вот так, вот так… Ну, что я говорю! Ну чистая ж Нефертити, если приглядеться! А если еще и малахай высокий на голову присобачить, вообще не отличишь! Помнишь, как мы с девками изгалялись, этот малахай тебе из полотенец крутили? У меня где-то даже фотка есть — сидишь, гордая, в профиль, с малахаем на голове… И возраст тебя не берет, надо же! Сколько лет мы не виделись, Аньк?
— Да всего-то три года…
— Ну, знаешь! Для нашего возраста три года — большой срок. А ты за эти три года совсем не изменилась, так и держишься в худобе-стройности, ни килограмма лишнего! А я вот, смотри, нынче какой поросенок…
Филимонова собрала в кучку щекастое лицо, издала смешной звук, похожий на хрюканье. И впрямь — на поросенка похожа… Носик толстой кнопкой, пухлые щеки, глазки умильные из-под белесых бровей. Она и в юности такая была — добрая смешная поросятина Филимонова…
— Да ладно, Кать. Хорошо выглядишь. Свежо, сытенько.
— Ага, вот именно — сытенько! Я уж давно на себя плюнула, разве тут похудеешь? Как начнут на кухне солянку готовить, как запах бульона на копченостях поплывет, у меня сразу желудок в обморок падает!
— Да, и впрямь вкусно пахнет… — потянула Аня носом, тут же почувствовав, как проголодалась.
— А мы сейчас с тобой по соляночке-то и вдарим! И по цыпленку! У меня повар таких цыплят готовит, это ж просто произведение искусства, я тебе скажу! Ренессанс с декадансом, травками да мускатным орехом приправленный! Сейчас, погоди, я только Сашку кликну… Мы по очереди тут администрируем…
— Да? А я думала — у тебя отдельный кабинет…
— Да на кой он мне? Я ж сюда работать хожу, а не командовать! Да и кем особо командовать-то? В штате два повара, две официантки да бармен… Да, еще Сеня с Веней…
— А кто это — Сеня с Веней?
— Погоди, Каминская, не гони. Сейчас сядем, все тебе покажу-расскажу.
Подойдя к двери в зал, махнула официантке, проговорила строго и в то же время чуть панибратски:
— Светуль, кликни Сашу, пусть сюда идет… И обслужи нас с подругой, мы вон там сядем, за дальним столиком. Принесешь две солянки, два цыпленка, пусть Олежка еще овощец нарежет… Ну, и водочки, само собой…
— Поняла, Екатерина Дмитриевна, — с готовностью улыбнулась официантка, — сейчас все будет… Правда, немного подождать придется, Олежка еще над солянкой колдует, но, я думаю, минут через двадцать…
— Ничего, подождем. Посидим, поговорим пока. Давай, Светуля, давай! Не ударь перед моей подругой лицом в грязь. И Сашку не забудь кликнуть!
— Да, да, сейчас…
— Они что у тебя, все Светули да Олежки? — спросила она со смешком, когда официантка упорхнула из поля зрения.
— Ну да… А что? Они у меня все хорошие ребята. Коллектив дружный, почти семейный. Недавно вон у Светки мать заболела, так мы все на операцию скидывались. Ну, я, само собой, больше всех из месячной выручки отмусолила. Надо людям помогать, иначе на фига это все…
— Узнаю, узнаю Филимонову… Какая была, такая и осталась, душенька сердобольная!
— Ну ладно, не изгаляйся шибко-то. Не такая уж я сердобольная и строга бываю. Жизнь, Анька, штука грубая, лишней сердобольности не признает. Снимай пальто, вешалка у нас в зале, под гардеробную места не хватило.
— Мам… Звала?
Она обернулась на голос-колокольчик — за филимоновской спиной стояла Саша, смотрела на нее с веселым любопытством.
— Здравствуйте, тетя Аня…
— Сашенька, да тебя не узнать! Какая ты стала… стильно-модельная! И раньше красавицей была, а теперь… Ну, вообще, слов нет…
— Ладно, не перехваливай мне девку, Каминская, сглазишь еще! — нарочито сердито махнула рукой Филимонова. — У нее свадьба через месяц, ей лицом паршиветь нельзя!
— Свадьба? Значит, замуж собралась, Сашенька?
— Ну да… — довольно закивала головой Филимонова, — у нас в этом деле все честь по чести вышло… И сватовство было, и обручение, и всякие прочие причиндалы… А то ведь они, нынешние-то, знаешь как… Соберут из родительского дома чемоданчик — и шасть на съемную квартиру, в гражданский брак! А какой это брак, если на прямоту, если по сути? Бесстыжее сожительство, а не брак! Никакой друг за друга ответственности!
— Ну да… Так оно, конечно… — грустно усмехнулась она. — А только знаешь, иногда уж лучше так, чем с каким-нибудь придурком до загса дойти…
— Ну, если с придурком, то конечно. А у нас жених положительный, умненький, красавец писаный. Из хорошей семьи… Правда, есть тут одна закавыка — с отцами разобраться не может…
— В смысле? С какими отцами?
— Понимаешь, его с малолетства отчим воспитывал, он родного отца и не знал вовсе. А тут откуда ни возьмись родной отец взял да и объявился. А парень взбрыкнул, знать его не хочет… И даже на свадьбу не позвал…
— Ну, это бывает. Главное, чтобы сам хорошим отцом стал.
— Да нет, он и впрямь хороший парень, и Сашку без ума любит. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
— Какая ты суеверная стала, Филимонова!
— Ага, станешь тут… Вот все хорошо вроде, а я все время чего-то боюсь! Замужество — это же такой шаг серьезный… Пусть хоть Сашке в этом деле повезет, раз у меня не вышло!
— Ну, мам… Хватит уже мою личную жизнь обсуждать… — улыбаясь, нахмурила брови Саша. — Веди тетю Аню за стол, я здесь пока за тебя посижу…
— Ага, посиди, Сашк. Основной народ все равно где-то часа через два повалит, сейчас еще время неурочное. Но если кто придет — за Светланкины столы старайся подсаживать, у Ленки сегодня критические дни, она нервная. Поняла?
— Поняла, мам.
— Пойдем, Каминская, пьянствовать будем, встречу праздновать… — широко повела Филимонова рукой в сторону зала. — Отведай нашего каравая, дорогая гостья, не побрезгуй! Правда, подождать немного придется… Ты ничего, с голоду не помираешь?
Вошли в зал — довольно большой, уютный. Плыла по этому залу тихая, почти домашняя жизнь, с мягким напольным покрытием под ногами, с витражами в окнах — интимно-заботливо отделяющими здешнюю жизнь от ноябрьского стылого безобразия, с пряными обещающими запахами из кухни, с удобными креслицами вместо стульев. На небольших столах — синие полотняные скатерти, желтые салфетки с вензелем-логотипом — «У Саши».
