Она затаила дыхание.
— Что ты с ним сделал? — хрипло спросила она. — О боже, неужели ты…
Он поджал губы.
— Мне незачем было вредить ему, — грубо сказал он. — Он сам себе достаточно навредил и должен расхлебывать последствия. — Он помолчал, потом прибавил: — Интересно, как сильно он будет печалиться о твоей потере теперь, когда на него навалилось множество других проблем? В конце концов, все женщины одинаковы.
Она вздрогнула от его жесткого замечания.
— Ты думаешь, он так легко меня отпустит? Думаешь, он не станет меня разыскивать? Ты ошибаешься.
— В поисках нет никакого смысла, — мягко произнес он. — Он больше не сможет позволить себе обладать тобой. Хотя вряд ли он вообще был тебя достоин.
— Тогда, по крайней мере, позволь мне с ним увидеться, чтобы попрощаться!
Как отреагирует отец, если она просто исчезнет в неизвестном направлении?
На мгновение ей захотелось рассказать Вассосу Горданису всю правду.
Однако что-то заставило ее промолчать. В сегодняшний роковой вечер она наблюдала не просто карточную игру. Джоанна видела проявление ненависти, и, пока она не поняла ее причины, ей лучше молчать о своих истинных отношениях с Дэнисом, дабы не подливать масла в огонь. Она сдержала дрожь.
— Он попрощался с тобой, моя Джоанна, в тот момент, когда решился играть со мной, — неумолимо произнес Горданис. — Думаю, ты сочтешь меня адекватной заменой. — Он издевательски ей улыбнулся: — Кто знает? Возможно, тебе понравится делить со мной постель.
«О боже, до чего же самоуверенный тип, — подумала она, в ее душе кипела ярость. — Он убежден, что любая готова отдаться ему».
— Никогда, — дрожащим голосом сказала она. — Ни за что на свете. Потому что ты законченный негодяй. Мерзкий и отвратительный. И я тебя ненавижу. Меня тошнит при одной мысли о том, что ты ко мне прикоснешься. Поэтому, пожалуйста, не медли с новым хозяином. Продай меня, потому что мне будет лучше с любым другим, лишь бы не с тобой.
Он выгнул брови.
— Я на твоем месте не был бы так уверен, — насмешливо сказал он. — И у тебя нет права выбирать свое будущее, дорогая. Нравится это тебе или нет, но в данный момент ты принадлежишь мне, и только я могу решать, когда следует тебя отпустить и на каких условиях. Я думаю, что ясно выразился.
Она уставилась на него.
— Зачем ты так поступаешь? Бессмыслица какая- то… — Она отрывисто вздохнула. — Я даже не уверена, что нравлюсь тебе.
Он снова пожал плечами:
— Хочу заметить, моя Джоанна, что мне тебя высоко отрекомендовали. Кстати, мы слишком долго дискутируем. — Он зевнул. — Завтра у меня переговоры. Я должен немного поспать.
«Спать?» Против воли Джоанна посмотрела на кровать и вздрогнула от предвкушения.
Он заметил ее дрожь и рассмеялся:
— Нет, крошка моя, я не могу тратить на тебя время и энергию сейчас, перед заключением сделки. Но когда мы встретимся на острове Пеллас, ты не останешься без моего внимания, я обещаю. Ты превратишь часы моего досуга в интересное приключение. — Подойдя к двери, он крикнул: — Ставрос!
Дверь открылась так быстро, что Джоанна решила, будто главный «волкодав» Горданиса стоял за дверью, прижав к ней ухо.
Вассос Горданис тихо заговорил с ним по-гречески, и тот, кивнув, с невозмутимым видом подошел к Джоанне, протягивая ей пальто:
— Наденьте это, пожалуйста.
— Зачем? — Она дерзко расправила плечи и заложила руки за спину.
— Потому что я так хочу, — спокойно ответил Вассос Горданис. — Пусть это станет твоим первым уроком послушания, Джоанна. Отныне ты будешь одеваться и вести себя скромно. Ты меня понимаешь?
— Да, — сказала она. — Я понимаю.
«Только ты, Горданис, ничего не понимаешь.
Неужели ты думаешь, что я наряжалась по собственной воле? Неужели считаешь, что мне нравилось притворяться такой, какой я никогда не стану, ни при каких обстоятельствах?»
Она взяла пальто, которое оказалось мужским и такого большого размера, что было бы велико даже Вассосу Горданису. Сдержав дрожь, она надела пальто и сердитым рывком завязала пояс на талии.
Потом Джоанна подошла к Горданису.
— Я тебя отлично понимаю, — едко произнесла она. — Ты ужасный и омерзительный лицемер.
Размахнувшись, она ударила его по лицу с такой силой, что у нее заныло плечо. Но Горданис остался равнодушным, как мраморная статуя. Он даже не прикоснулся к щеке, где четко виднелись отпечатки пальцев Джоанны.
— Ты заплатишь за это оскорбление, когда мы снова встретимся, дорогая, — тихо сказал он. — Но моя месть может тебе не понравиться. Потому что нам с тобой предстоит разобраться еще с одним делом. Я говорю о Петросе Манассо. Или ты думаешь, тебе это сойдет с рук?
Она недоуменно на него уставилась:
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Нет? — с издевкой спросил он. — Тогда вспомни, моя Джоанна. У тебя будет достаточно времени на воспоминания.
Он увидел, как лицо Джоанны теряет сердитое выражение, и улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.
— Теперь иди, — коротко приказал он. — И имей благоразумие научиться манерам, а также успей раскаяться в содеянном перед тем, как мы встретимся. — Он отвернулся и подошел к кровати, по пути снимая полотенце с бедер.
Джоанна поспешно отвернулась и с силой прикусила нижнюю губу.
Выйдя за пределы спальни, она остановилась и ухватилась за спинку дивана.
Джоанна с ужасом осознала, что стала жертвой мести. Горданис не зря сказал, что ее «используют, потом вышвырнут».
«Но за что мне мстят? — спрашивала она себя, ее сердце болезненно и глухо стучало в груди. — Что я такого сделала, чтобы заслужить подобное отношение человека, о котором ничего не слышала еще вчера? Должно быть, произошла какая-то ошибка».
Ставрос коснулся ее руки, побуждая идти вперед, и Джоанна отмахнулась от него почти свирепо.
Нет, она не позволит разрушить свою жизнь из-за нелепой ошибки. Она по-прежнему находится в отеле. Если она поднимет шум и станет упираться, то Ставросу, который следует за ней по пятам, придется ее отпустить, дабы избежать скандала.
— Потому что я так хочу, — спокойно ответил Вассос Горданис. — Пусть это станет твоим первым уроком послушания, Джоанна. Отныне ты будешь одеваться и вести себя скромно. Ты меня понимаешь?
— Да, — сказала она. — Я понимаю.
«Только ты, Горданис, ничего не понимаешь.
Неужели ты думаешь, что я наряжалась по собственной воле? Неужели считаешь, что мне нравилось притворяться такой, какой я никогда не стану, ни при каких обстоятельствах?»
