— Ах вот как, — Ирина чуть заметно улыбнулась и
добавила вполголоса:
— Все-таки и на скрипочке, как Шерлок Холмс… не
удержался! А скрипочка-то детская, половинка!
— Что, простите? — переспросил Василий Иванович,
перегнувшись через стол. — Простите, не расслышал!
— Да нет, ничего, это я своим мыслям. Так что, Василий
Иванович, есть какие-нибудь новые факты?
— Факты, выясняющиеся по ходу следствия, не подлежат
разглашению! — строго ответил Килькин.
— Но я так волнуюсь! — воскликнула Катя, сложив
руки. — Скажите хотя бы, получены ли результаты экспертизы? Действительно
ли Ирина Сергеевна была убита тем самым топором? Африканским топором,
принадлежащим моему мужу?
Василий Иванович перевёл на Катерину взгляд, и на его лице
отразилась мучительная борьба. С одной стороны, он не хотел нарушать служебную
инструкцию, с другой — не мог устоять перед Катиным женским обаянием… В конце
концов обаяние победило.
— Нет, — проговорил он смущённо, — причиной
смерти послужил удар тупым предметом… и этот предмет уже обнаружен. Это ящик из
старого комода, найденный в прихожей, поблизости от трупа. На ящике обнаружены
частицы крови и волос потерпевшей. Таким образом, картина преступления
вырисовывается довольно ясно. Ваш муж тайно проник в квартиру потерпевшей, стал
один за другим выдвигать ящики комода и осматривать их содержимое. За этим
занятием его застала хозяйка. Ну и дальше все ясно: он нанёс ей удар тупым
предметом… то есть ящиком, оказавшимся у него под рукой, который и привёл к
смерти.
— Что вы такое говорите? — Катерина чуть не
задохнулась от возмущения. — Валик лазил по чужим ящикам? Обыскивал чужой
комод?
Как вам не стыдно! Да и зачем ему могло понадобиться это
старьё?
— Это пока неизвестно, — ответил Килькин, пожав
плечами, — подследственный не идёт на контакт, не хочет сотрудничать со
следствием. А ведь это могло бы помочь ему сократить меру пресечения… тем не
менее все ящики из комода вынуты, и налицо характерные следы обыска!
— Скажите, — прервала Килькина Ирина, — а
что, на орудии убийства… на этом ящике обнаружены отпечатки пальцев Валентина
Петровича?
— Нет, — ответил следователь, покраснев, — не
обнаружены. Но это ровным счётом ничего не доказывает! Он вполне мог стереть
отпечатки пальцев сразу после совершения убийства.
— Ага, отпечатки пальцев стёр, а сам остался на месте
преступления! Вам это не кажется странным?
— Чужая душа — потёмки, — отозвался
Килькин, — тем более если это душа преступника!
— Хочу вам напомнить, что Валентин Петрович — не
преступник, а профессор, уважаемый человек!
— Очень многие преступники до определённого момента
были с виду достойными членами общества…
— Так что — никому нельзя верить?
— Отчего же! Можно, конечно, но только после
тщательной, всесторонней проверки…
— Я так понимаю, что на остальных ящиках, вынутых из
комода, отпечатков пальцев Валентина Петровича тоже нет?
— Нет, — признал следователь, — но я уже
сказал, что это ничего не доказывает. Он мог стереть отпечатки и оттуда…
— Но согласитесь, на это ушло бы очень много времени!
Вместо ответа Василий Иванович только пожал плечами. Он
очевидно утратил к Ирине интерес, повернулся к Кате и заговорил совершенно
другим голосом, мягким и прочувствованным:
— Я понимаю, Екатерина Михайловна, что вы переживаете
глубокую личную трагедию… муж оказался недостоин вас… не оправдал доверия… вам
нужно время, чтобы в это поверить, и вам может понадобиться помощь, поддержка…
но помните, что я — близко, и я всегда готов оказать вам любую помощь!
Катерина предпочла не уточнять, в чем будет заключаться эта
помощь, и они с Ириной поспешно откланялись.
Напоследок Василий Иванович попросил их пропуска, чтобы
сделать в них отметку, и был очень удивлён, когда подруги ответили ему, что
пропусков у них нет.
— А как же вы сюда пришли?
Но дверь за подругами уже захлопнулась.
* * *
На вахте возле выхода из отделения все было так же, как час
назад: кудрявый опер активно охмурял молоденькую дежурную, и дела у него явно
шли на лад. Во всяком случае, обоим было явно не до посетителей, и подруги выскользнули
из здания незамеченными.
Оказавшись на улице, Ирина перевела дыхание и заявила:
— Вот что, Катька, нам с тобой нужно идти в ту
квартиру.
— В какую? — удивлённо переспросила Катерина.
— Известно в какую — в ту квартиру, где произошло
убийство! В квартиру Ирины Сергеевны!
Катя резко остановилась, так что на неё налетела шедшая
следом женщина средних лет.
— Хулиганство! — завопила эта женщина, подбирая
рассыпанные пакеты. — Ты тут не одна находишься! Улица — место общего
пользования! Надо об окружающих думать!
Кате, однако, было не до неё. Она в ужасе смотрела на свою
подругу. Её лицо залила смертельная бледность, совершенно нехарактерная для
пухлой и розовой Катерины.
— Я в ту квартиру ни за что не пойду, —
проговорила она наконец, преодолев первый шок и справившись с голосом, —
делай со мной что хочешь!
— И нечего отворачиваться, — продолжала кипятиться
женщина с пакетами, — я к тебе обращаюсь!
— Гражданка, вам что, дома поговорить не с кем? —
спокойно обратилась к ней Ирина. — Заведите попугая, говорят, очень
помогает от одиночества!
Женщина что-то обиженно проворчала и удалилась. Ирина
повернулась к подруге и настойчиво повторила:
— Обязательно нужно туда пойти! Если все ящики в комоде
были выдвинуты, значит, убийца что-то там искал. Причём он это делал в то
время, когда Ирина Сергеевна поднялась к тебе ругаться по поводу протечки. А
когда она спустилась и застала его, он её и приложил ящиком…
— Или она, — задумчиво добавила Катя.
— Или она, — согласилась Ирина.
— Значит, если бы я сразу с ней пошла, то ничего бы не
случилось?
— Неизвестно, — Ирина пожала плечами, — может
быть, случилось бы что-нибудь другое. Этот преступник мог и тебя… того, ящиком…
— Но тогда Валик не попал бы на нары! Ведь не стали бы
его обвинять в убийстве собственной жены! — воскликнула Катерина и
собралась зарыдать.
Проходивший мимо молодой парень с интересом покосился на
неё, расслышав последнюю фразу.
— Катька, не вздумай реветь на улице, — строго
прикрикнула на подругу Ирина, — на тебя уже люди косятся! Вот поэтому я и
хочу пойти в ту квартиру и выяснить, что ему там понадобилось, в этом чёртовом
шкафу!
