- Придется выбирать, - смеется Марина. - Запах мужчины или запах денег.
- Это верно, - отвечает Варвара, - два самых сильных запаха. А какой-то дурак говорил, что деньги не пахнут.
- Был такой римский император Веспасиан. Он наложил налог на сортиры.
- И он прав. И я права. Тут два разных случая. - И она даже засмеялась. И Марина увидела, что она очень даже ничего, ее располневшая соседка, что есть в ней, как это говорят теперь, драйв. И в кулачном бою с глупой Лелькой она бы, Марина, поставила на мать.
Расстались они сердечно.
А на следующий день Алексей ждал ее в вестибюле издательства. У ног его стоял чемодан.
- Я ушел, оставив записку. Вы говорили, что есть какой-то вариант.
- Я вас отвезу, - сказала Марина, - к одной старой даме. Но это не надолго. Пока не найдете себе другой вариант.
- У меня не будет вариантов, - сказал Алексей, отвечая ей на другой вопрос.
- Не будем об этом, - сказала Марина. - В наше непредсказуемое время день счастья - это уже очень много. Можно и остановиться.
В такси, по дороге к Нине Павловне, Марина думала, что, вопреки вчерашним своим мыслям, она уже вступила в борьбу за мужчину. Почему-то ей было и стыдно, и радостно сразу.
А вечером на площадке ее ждала Варвара.
- Не у вас? - спросила она.
- Что? - ответила Марина.
- Кто! - сказала Варвара. - Вот читайте.
Она читала. Какой хороший, ясный, опрятный почерк.
«Спасибо за гостеприимство. Но, как говорится, бойся гостя… И лежащего, и сидящего, и стоящего. У меня есть несколько пока неопределенных вариантов. Остановлюсь окончательно - сообщу. Не выйдет - уйду в горы. Шутка. Спасибо за доброту, за участие, за терпимость. Леля, учись хорошо и не расстраивай маму. Войны кончаются только благодаря умным и образованным. Берегите друг друга, и хранит вас Бог.
Ваш Алексей».
- Понятно, - сказала Марина.
- У него с собой не было никаких вариантов, кроме нашего. Откуда они взялись, скажите на милость?
- Но у вас есть телефон, и вы не всегда были рядом. Куча объявлений там и сям. Вы не допускаете, что ему неудобно жить с двумя женщинами? Что ему нужна отдельность…
- Знаю я, для чего мужику отдельность, не вчера родилась. Это он Лельки испугался… Она просто висела на нем.
«Дошло, наконец, - подумала Марина. - И этой дуре он писал, что умные и образованные спасут мир».
- Успокойтесь, Варя. Вы же разумная женщина. Не тот случай, поверьте мне, чтобы копить ненависть. Он ведь ничего вам не обещал?
- Да пошел он в жопу, интеллигент вонючий! - вдруг в сердцах закричала Варвара. - Я почему пришла, у меня в душе скребли кошки, что он у вас.
- Заходите, посмотрите.
Варвара не погребовала, прошлась по квартире. И заглянула в ванную. Досмотр был откровенный и, в сущности, наглый. И если бы не неожиданный телефонный звонок, Варвара успокоилась бы, но тихий ответ Марины: - «Я сама перезвоню» - снова наполнил ее подозрением.
- Это он? - спросила она.
- Да что вы себе напридумывали, Варя! - Но это был он. И теперь надо было, чтобы Варвара ушла. Но та не уходила и тупо смотрела на телефон.
В какой- то момент она как бы встряхнулась и пошла к двери, не сказав больше ни слова.
Марина крутилась возле телефона, но звонить почему-то не хотелось. «Я же обещала», - говорила она себе. «Я никому ничего не должна, - отвечала себе же. - Хватит на моем веку стремительных мужчин». И почему-то неожиданно и некстати заныло сердце о Никите, даже не о нем, а о том, как они тогда в учительской обнялись взглядом. Думали, что навсегда. Нет, Арсена она не вспоминала, выброшенный календарик сыграл какую-то мистическую роль в их отношениях. «Выбросите», - сказала она Элизабет, и та… И та выбросилась с балкона…
Почему- то это торкнуло. Случайность? Конечно, она… Что же еще… Какие могли быть у них линии пересечения? Но ведь от кого-то он ушел к ней, как потом от нее ушел к другой. Дурь! Миллионы мужчин и женщин совершают такой круговорот. Могла ли выстроиться между ней и Элизабет такая коварная конфигурация? Дурь! Это надо, чтобы всемогущий сверху так раскинул карты. И тут вспомнилось то, что напрочь забылось. Элизабет держит в руках календарик и у нее звенят браслеты. С чего бы им звенеть? Задрожала рука. Звенят, звенят браслеты.
Марина тоже помнит этот номер. Марина его набирает.
Он отвечает.
- Это Марина, - говорит она как можно более жестко и равнодушно. - Помнишь?
Это жалкое «помнишь» портит правильную ноту.
- Что-то с моими бывшими бабами стряслось, - отвечает он. - Вспомнили старика.
Ладно, она стерпит хамоватый тон и простит «бывших баб». Ей надо знать.
- Тебе звонила Элизабет! - не спрашивает, а утверждает она.
- Ах, Эльжбета! - смеется он. - Очень интересно, откуда ты знаешь про движения моих самочек.
- Элизабет погибла, - говорит Марина.
- Ни фига себе! А ты при чем? Душеприказчица? Дальняя родственница?
Невероятно. Он даже для приличия не выражает сожаления, не спрашивает, как… Самочка.
- Ты был последний, с кем она говорила.
- Серьезно? Ты что, была при этом? Свечку держала? На проводе висела?
- Нет. Догадываюсь.
- Оставь это при себе. Мне звонила какая-то дура из милиции или прокуратуры - я не в теме. Тоже задавала вопросы. Ну, какой вопрос - такой ответ. По телефону не убьешь. И из окна не выкинешь.
Значит, он знал. И тем не менее - самочка. Марина вешает трубку. Она сейчас Элизабет. И у нее дрожат несуществующие браслеты. Она так близко стоит от балкона. Если он и ей так сказал - «повадились звонить», «бывшие бабы» - ей, сильной, уверенной, самоуверенной… И тут Марина понимает, что не ее, слабую, а сильную Элизабет легче всего сбить с ног - такие не ожидают удара. Они от него обескураживаются. Ах, какое замечательное слово! Элизабет на минуту лишили ее куража, ее отваги, силы, с балкона шагнула слабая, немощная женщина. Обескураженный человек. Слава слабым. Они всегда имеют при себе соломку, чтоб подстелить, они заранее ни в чем не уверены, они ждут засады и нападения и сумеют спрятаться. Все подворотни ими просмотрены, а в сумочке лежит пшикалка в глаза.
Элизабет шла по жизни, как прет океанский лайнер, не ожидающий айсберга. Слабые же ездят на электричках, не садясь у окна.
Марина только не знает, что сама была айсбергом в жизни Элизабет. Что эта любимая ношеная-переношеная юбка годе сразила даму в прикиде из дорогого бутика, что браслеты звенели от гнева на несправедливость: это она, никакая с точки зрения Элизабет, вытеснила ее, когда ей так было хорошо. Не точный факт, но возможен… еще как!
