Мать не поверила в хулиганов, но - странное дело - не орала, не кидалась, посмурнела только, потом придумала пчел, а потом вообще ляпнула:
- Знаешь, Мария, если замуж надумаешь, то в квартиру не пущу. Где тут двумя семьями жить? Так что ты имей в виду, что у тебя ничего нет.
- А и нет… - согласилась Маша. - Ничего и нет.
Тут мать нелогично возмутилась, стала перечислять, что у Маши все-таки кое-что есть: сапоги зимние и осенние, и пальто с норочкой, и пальто осеннее ГДР, и плащ польский, и шапка песцовая, и джинсы, и свитерков штук пять, и часы анодированные, и золотой кулон на восемнадцать лет, и сережки с бирюзой. Это ничего? Да? А что ты сама сделала в своей жизни, хоть копейку заработала? Так что такое сказать «ничего нет» - совести не иметь, а вот квартиры, дорогая моя дочь Мария, у тебя действительно нет, это заруби у себя на носу. Маша спокойно так ей сказала:
- Да подавись ты своей квартирой!
Что- что, а забеременеть от пчел нельзя. Химизация полей тут ни при чем. С Машей же именно это и произошло, хотя она сразу врачу просто не поверила.
- Да вы что? - сказала она ей. Врач, стерва такая, так посмотрела на нее, так, что у Маши все тело зазуделось, хоть рви его ногтями.
- Большая беременность, - подло так сказала врач. - Месяца четыре, девушка…
Тут концы с концами не сходились. Получалось, что она забеременела на месяц позже Витьки, и на месяц раньше типа. Поэтому на презрение врача у Маши было свое презрение: эх вы, наука!
Но в общем это была неприятность будь здоров. Конечно, поведи Маша себя иначе - заплачь там или испугайся, - можно было бы выйти из положения в прямом и переносном смысле слова, но Маша держала себя гордо. Она решила пока поставить диагноз под сомнение, раз такая путаница в сроке. Не могло у нее этого быть, она не какая-нибудь идиотка, она посчитала свои безопасные дни. С Витькой, правда, была стихийность. Но он ни с какой тут стороны, ни с какой!
Мать как раз собиралась на большое областное совещание работников культуры. Маша давно вычислила, что на этих совещаниях у матери есть личный интерес: она для него так чистится, что можно подумать, она за это что-то имеет. Ничего не имеет, сплошной убыток. У матери после этих совещаний всего долг - рублей двести. А ничего не привозит. Значит, сама платит, дура старая. Но у Маши есть к матери снисхождение. Пусть! Сколько там ей осталось? Тут ведь, в районе, мать себя блюдет, ничего не скажешь… Но где-то человек должен идти в отключку…
Так вот, мать пришла из парикмахерской с такой налаченной головой, что, когда они сели пить чай и ветер из форточки дунул на Машу со стороны материной головы, Машу так стошнило, что она едва добежала до туалета.
Мать стала грешить на продукты: чего только теперь не едим: нитраты, хлорофосы, радиацию.
И пьем тоже…
Но Маша поняла - ее тошнит от запаха материных волос и ни от чего больше.
- Ты к тетке зайдешь? - вроде невзначай спросила Маша, лежа на диване с мокрым полотенцем на лбу.
- О чем мне с ней говорить?
Именно это Маше и важно было знать.
Потом Машу вытошнило еще и еще раз, и она сказала матери:
- Не подходи ко мне, ладно? Это от твоего лака… Мать отодвинулась и сказала:
- Если б кто другой, я б точно подумала, что в положении… У меня такая же была история, когда тебя носила…
Маша молчала. Как-то враз замолчала и мать, отошла к дверям и стала смотреть на Машу издали.
- Езжай себе, - махнула ей Маша.
Мать ничего не сказала, уехала, а Маша крепко задумалась. Сильно задумалась. Аборт она считала большим вредом для здоровья. Раз сделаешь, а потом всю жизнь работай на одни лекарства. С другой же стороны, рожать тоже дело глупое. Не вообще, а в данном случае. Люди - гады, такое наплетут, что потом не отмоешься. У нее, у Маши, безупречная репутация. Никто дурного не скажет, а роди она - и репутации как и не было. Вот в чем и состоит подлость обстоятельств.
К вечеру следующего после отъезда матери дня Маша знала правильный ответ на поставленную ей жизнью задачку. Она хорошо оделась в плащ и платье крепдешиновое с плечиками, и шарфик повязала на одну сторону, и колготки не пожалела ажурные, и подушилась материными духами «Сардоникс №3».
Маша шла по улице и очень себе нравилась. Вот идет, думала она, красивая девушка, счастливый тот парень, чьей она станет женой. Дети у нее определенно тоже будут красивые.
Коршуновы жили в частном секторе. У них был кирпичный дом с верандой, сад сотки на три, гараж, душ во дворе с огромным баком, выкрашенным в оранжевый цвет.
Маша все сразу зацепила глазом. Для ребенка хорошее место, это тебе не жизнь в бетонной коробке. Мать Витьки стояла на табуретке под яблоней, палкой подвигала себе ветки и срывала осенние яблоки. Маша обратила внимание на осторожность продавщицы. Могла ведь яблоню тряхнуть, и все. Нет, тут была аккуратность. Яблоки складывались в подогнутый фартук.
- Здрассте, тетя Нюся! - сказала Маша, открывая калитку.
Нюся стояла и смотрела на нее с табуретки без всякого выражения на лице.
- Я, тетя Нюся, к вам, - продолжала Маша, хотя это была глупая фраза. К кому же еще, если во двор зашла?
- Чего тебе? - спросила Нюся не то что неприветливо, просто без всякого интереса.
Маша внутренне вздохнула от сожаления, что не может сказать этой Нюсе пару точных и проверенных слов.
- Вы слезьте с табуретки, - просто ангельски предложила Маша. - Слезьте! Слезьте!
С истошным криком «Витя, сынок, что с ним!» не слезла Нюся с табуретки - слетела, рассыпая на ходу отборные яблоки.
- Да ничего! Успокойтесь! - сказала Маша. - Какая вы нервная… Вы берегите себя…
Нюся же в перепуге и панике как-то толклась на месте, и рот у нее был полуоткрыт, и фартук обвис, и палка в руках торчала. Вид идиотский.
- Я к вам с хорошей новостью, - сказала Маша, - даже с очень!
- Ну? - наконец выдохнула Нюся. - Сначала напугала, а потом назад… Думать же надо!
- Я вас не пугала, - четко сказала Маша.
- Да говори, чего пришла! - заорала Нюся. - Яблоки, черт, просыпала… Какая от тебя мне может быть новость?
Маша засмеялась, весело так. Подумала про себя: хорошо веду. Правильно. Другая бы в слезы, а я в радость…
- Я вам радость принесла, - так прямо и сказала Маша. - Я от Вити беременная. Так что с внуком вас, тетя Нюся!
Плюхнулась Нюся на табуретку и замерла, вытаращив глаза. А Маша подобрала яблоко с земли, подошла к крану, что торчал рядом, помыла яблоко тщательно и откусила довольно много.
Тут как раз Нюся и пришла в себя сначала частично, а потом и полностью.
- Да чтоб мой Витя! Да чтоб он матери родной не сказал! Да если каждая с улицы! Да на моего сыночка чистого пальцем! - Так она выкрикивала, делая упоры на «да», что Машу уже слегка и разозлило.
