– Эй! – крикнул ей Юрай. – Эй!
На его крик выскочила Нелка, побежала во двор Красицкого, но, конечно, там никого не было, дом одиноко и мертво спал.
– Тебе показалось, – с тревогой посмотрела на Юрая Нелка. – Ну кто? Кто придет сюда в три часа ночи стоять под кустом. Сообрази…
– Значит, привидение, – сказал Юрай. – Я, оказывается, вижу привидения, и ко мне пора вызывать психовозку.
Он не знал, что об этом же самом думала Нелка, потому как его крик в ночи разорвал ей сердце, а ведь ее предупреждали, что после таких, как у Юрая, мозговых травм могут быть и галлюцинации, и амнезия, и вообще неизвестно что, значит, говорили правду. Она увела своего увечного мужика в кровать, бормоча какие-то ласковые слова, а Юрай думал, что, может, это и вправду галлюцинация, ведь он вышел на улицу после того оглушительного знания, которое коснулось его лба. Коснулось и исчезло. Он вышел, а во дворе стоит женщина, она повернула к нему голову и не растворилась, как привидение, а ушла, как человек, приминая дорогу…
Одним словом, ты, Юрай, или сумасшедший, или нет. С утра Нелка без его ведома кинулась к докторам, а он сел за стол и стал рисовать силуэт ночной гостьи. Женщина стояла возле куста сирени и, судя по всему, была среднего роста. Сирень играла важную роль в ее позиции. Сделай она шаг вперед – ее можно было бы разглядеть совсем хорошо. Но куст своей чернотой вобрал в себя очертания фигуры, и только когда она уходила, Юрай понял, что на ней платок, темный, большой платок. Она не убегала, не взволновалась на его «эй!», она уходила спокойно, как бы находясь в своем праве. Никакая машина после ее ухода не зафырчала.
Юрай изрисовал десяток страниц изображениями куста и женщины, спины в длинном платке, поворота головы в его сторону. Это были корявые, неумелые рисунки. Для серьезного дела они не годились, но как бы указывали дорогу в то тайное знание, которое касалось его рукой. Или это знание есть на самом деле, или место тебе, Юрай, в тихой обители, где будет у тебя много, много друзей – знатоков такого-всякого, что простому здоровому человеку ни в каком пьяном сне не увидеть.
А днем пришел Коля, принес письмо от мамы.
– Почтальон к вам мог и завтра не дойти, я решил – принесу сам. Ну, какие тут новости?
То, старое, бывшее, когда из-за него погиб молодой парень, которому жить бы да жить, так саднило в душе, что Юрай твердо знал: ни одного человека в свои галлюционаторные видения, даже если они самая что ни на есть правда жизни, посвящать не будет. Он будет собирать информацию щеточкой, как археолог расчищает кусок доисторической вазы, но ведь не возбраняется при этом поговорить? Никоим образом. Говорить можно о разном.
– Что это у вас за картинки? – спросил Коля.
– Знаешь, какие сейчас яркие ночи? Я ведь сплю плохо… – Ширк-ширк Юрай щеточкой. – Вышел на крыльцо, а сирень так освещена, будто она женщина.
Коля повернул голову в сторону дачи Красицкого. Широкий, разлапистый куст вполне можно было принять за корову… За русскую печь… Ну, скажем, за десять женщин в момент борьбы за мяч в женском футболе. Но Коля читал книжки. Он соображал.
– Понимаю, – кивнул он. – Не знаешь, что от чего рождается в голове.
– Да нет, – ответил Юрай. – Просто кто-то гулял в бессонницу, какая-нибудь романтическая дачница… И остановилась у сирени…
– В этом году с дачниками плохо, – заметил Коля. – У нас и так место не бойкое, а в этом году вообще, считай, никого… Все лепятся ближе к станции. А мы выселок, да еще этого черного места стали бояться. Жили-жили, не боялись, а сейчас слухи всякие, что там не то радиация, не то нечистая сила. Дачники тут только старые, кто не первый год, а новые сюда сроду не придут. Все-таки за одну неделю, считай, две смерти, да и Кравцовой побаиваются, она глазливая, как скажет, так и жди гадости… Может, это она заходила во двор Красицких?
«Какая там Кравцова! – думал Юрай. – Эта на голову была выше».
– Пошли, погуляем, – предложил он парню. – Я уже далеко могу, доходил и до черного места.
– А! – удовлетворенно сказал Коля. – Теперь вам казаться будет всякое… Хорошо, что еще не заболели…
Юрай повел Колю через двор Красицкого, как бы сокращая путь. А возле сирени остановился. Конечно, надо бы пригнуться и посмотреть следы, но Коля разглядывает дом, и такое в глазах у парня сочувствие к случившейся беде, что Юрай не выдержал:
– Пошли! Пошли! Ну его, этот дом. – И повел Колю той тропой, которой уходила женщина из ночи.
Он все-таки нагнулся за белевшим в траве кусочком тряпочки, который оказался вовсе не тряпочкой, а бактерицидным пластырем со следами крови. Свежий, чистый пластырь легко обвисал на лопуховом листе.
– Что вы там нашли?
– Ищу чистый подорожник, не покрытый грязью. – Юрай оторвал лист и показывал теперь Коле. – Великая вещь для всяких мелких порезов.
– А я предпочитаю импортный пластырь, – ответил Коля. – Аккуратненько так и гарантированно. Но я почему-то всегда порезаюсь осенью, когда она уже идет в зиму. Тогда на меня напасть…
Они прошлись по дачной улице, для Юрая это был первый выход в люди. На него смотрели, приложив ладони козырьком ко лбу, собаки лаяли лениво, признавая Колю, а заодно и Юрая. В самом конце улицы стоял недостроенный осунувшийся дом, его бросили где-то на половине, бросили давно, тем страннее выглядела лепившаяся в нем сегодняшняя жизнь. Крышу дома заменяла полиэтиленовая пленка, она же свисала в просветах окон и дверей.
– Беженцы, – пояснил Коля.
Во дворе стояла «женщина сиреневого куста и ночи», к ее ноге прижимался черноглазый мальчик в тюбетейке. Юрай испытал невероятное облегчение: не было тайны, не было галлюцинации, не было тайного знания. Несчастная бездомная смотрела ночью на дом с крышей, окнами и дверями. Она думала, что ее черноглазому сыну было бы удобно жить в настоящем доме. Но это чужой дом. Помечтать и посмотреть на него можно только в три часа ночи.
Юрай, как знакомой, махнул ей рукой, но она стояла недвижно и даже не улыбнулась.
Коля проводил Юрая домой, рассказывая, что этой женщине тут не рады, люди боятся обвала чужаков. Но тем не менее кто чем помогает. Полиэтилен дала Кравцова. Сняла со своего парника и дала.
– А ты считаешь ее ведьмой! – засмеялся Юрай.
– Искушает, – тонко и странно заметил Коля. – В плохом времени с людьми случаются изменения не в пользу человека.
– Да ладно тебе! – Юрай чувствовал себя легко, освобожденно, он нащупал в кармане кусочек пластыря, вспомнил, что считал это уликой, еще раз засмеялся и выбросил его. Вечером надо рассказать все Нелке, он ее прилично напугал своим ночным криком.
Нелка приехала с Леоном, прилетевшим в Москву на неделю сопровождать американского правоведа.
Леон рассказал, что дело Ольги Красицкой не закрыто, он специально узнавал, и даже смерть Светланы вызывает разные мнения. Один врач убежден, что остановка сердца неестественна, что было вмешательство, есть ведь такие препараты, которые уже через час не оставляют следов.
