Именно на вечере, куда я надела «платье Амаранты», я познакомилась с актрисой, назовём её Риткой. Она была красавица, искала пьесу, в которой бы хотела играть, жила по соседству. Пришла в гости, влюбилась в пьесу «Алексеев и тени» и начала её разминать с друзьями — артистами в качестве самостоятельной работы. Такие спектакли в одном случае из ста всё-таки выходили потом на подмостки, но по Ритке сразу было видно, что её случай — один из девяноста девяти.
Ритка была женщина-ураган, жила с мужем и двумя детьми в необихоженной квартире (через год мы с Сашей не выдержали голой лампочки и насильно повесили в их кухне абажур), всё время спешила на репетиции, плохо соображала, почему в доме есть еда, а дети умыты, играла крохотные роли, везде была душой общества и вела чересчур много разговоров о сексе.
Я была в депрессии, и, выслушав мою печальную историю, Ритка поведала свою.
— Когда мы въехали в эту квартиру, оказалось, что у нас очаровательные соседи: симпатичная учительница — мама, красавец спортсмен — папа и маленькая дочка. Начали дружить, оставлять друг другу детей, вместе гулять в праздники. Однажды, так получилось, я зашла попросить что-то по хозяйству, спортсмен был один, мы разговорились… и оказались в постели. Это было так классно, что начали изредка повторять. Прошло полгода, и вдруг мой муж и учительница объявляют, что они любят друг друга, и не знают, что делать. Нам со спортсменом, конечно, это не понравилось, мы стали думать. Я, как самая прогрессивная, предложила создать шведскую семью. Первый раз, когда мы вчетвером занялись любовью, все стеснялись, а потом привыкли. Мне так понравилось. Опять-таки, я — на репетиции, а она — детей покормит, уроки у них проверит, обоим мужьям суп сварит. Полгода все были счастливы. Вдруг записка от спортсмена: «Я так больше не могу». Представляешь, ушёл к какой-то страшной пожилой бабе, которая у них спортзал подметала. А мы остались втроём. Конечно, сначала переживали, а потом привыкли. Живём втроём. Приходи. Тебе у нас очень понравится!
История произвела на меня впечатление. Я никогда не была пуританкой, но это было для меня слишком. Мы начали общаться домами. Риткин муж, такой милый винни-пух из научной среды, ощущал себя секс-символом.
Мне немедленно было предложено вместе с моим мужем поучаствовать в общих сексуальных утехах. Я деликатно отказалась, на меня слегка обиделись.
Ритка, как всякая новообращенка, уверяла, что лекарство от моей депрессии лежит именно в её спальне, где научный винни-пух сливается ночами в экстазе с артисткой и учительницей. Но, немного поанализировав, я поняла, что у воспитанной в пуританской провинциальной семье Ритки секс работает как прикладной механизм решения проблем, не имеющих отношения непосредственно к сексу. Он был полезен, чтоб семья была крепкой, чтоб рождались дети, чтобы давали роли и было ощущение себя как желанной женщины, чтобы жизнь была интересной. А всё остальное было запрещёно на бессознательном уровне так мощно, что никакие шведские, таиландские и филиппинские семьи не пробивали эту кремлёвскую стену. Однажды Ритка должна была сыграть в исторической пьесе слепую нищенку, на которую снисходит благодать.
— Я у нашего главного режиссёра спрашиваю, мол, как играть снизошедшую благодать? А он человек пожилой, опытный, говорит: «Играй как оргазм, психофизиологический механизм у них одинаковый». Прямо не знаю, что делать… Мы когда за границей на гастролях были, там в гостинице по телевизору порнуху показывали, ну, видела я там оргазм. Просто не понимаю, что ж я на сцене во время благодати должна на полу извиваться и орать?
Ритка была весёлая щебетунья, порхала по жизни как теннисный мячик. Рядом с ней я казалась себе каменной бабой с острова Пасхи. Мне не давалось эдакое летанье, я была обвешана гирями комплексов, долгов и обязательств.
— Аня очень легко краснеет, её нельзя обижать, у неё сразу слёзы и левая рука отнимается, — объясняла Ритка о своей соседке-партнёрше по браку. — Она, конечно, больше меня нашего мужа любит. Она вчера говорит: «Я так его люблю, что всё время о нём думаю. За продуктами иду — это он любит, кино вижу — хорошо бы с ним сходить, в промтоварный — подарить ему бы что-нибудь. Я стараюсь его разлюбливать, но у меня не получается». Я сначала думала, отсохнет у него любовь к ней, отсохнет через год-полтора. А потом привыкла.
Наступило лето. Я пыталась заполнить зияющую дыру на месте возлюбленного. Не получалось. Я капризничала, все не нравились, все раздражали. Искала ту самую чистоту звука, которая, видимо, бывает только один раз в жизни, не потому, что других любишь меньше, а потому, что в разные периоды жизни душа звучит по-разному. Бывший возлюбленный говорил: «Ты просто рядом со мной из маленькой девочки стала взрослой женщиной». Это было правдой.
Я искала человека, хоть отдалённо напоминающего бывшего возлюбленного, и, как казалось, нашла. Он был намного старше, но совпадала тональность, я всё ему честно рассказала. Я никогда не пыталась мужиков охмурять запрещёнными приёмами, а излагала программу, с которой иду в отношения. Поэтому практически со всеми до сих пор в приятельских отношениях. После первых объятий с носителем похожей тональности выяснилось, что попала пальцем в небо, и снова честно объявила ему, что с поиском замены не получилось. Он посочувствовал, мы посидели в ресторане ВТО и решили, что продуктивней быть хорошими приятелями, чем плохими любовниками.
Я познакомилась с богемным философом — полной противоположностью бывшего возлюбленного — и нашла в этом некую садомазохистскую усладу. Философ изо всех сил говорил гадости, пытался снизить самооценку, был невнятен в постели, активно и хамски вмешивался в мою жизнь, но я терпела его. Это была гипотетическая месть прошлому. Интересным был финал. Философ сказал мне в постели «Я тебя люблю!», и меня как ветром сдуло. Я поняла, что он хочет на мне эмоционально повиснуть.
Надо сказать, даже мне, драматургу, начать отношения с мужчиной всегда легче, чем закончить. После философа был сюжет с нудным литератором. Он был безупречен, но я подыхала со скуки в общении и постели. Прицепиться было не к чему, а намёков он не понимал. Однажды сидели за столиком Дома литераторов, и ко мне подошла пьющая поэтесса патриотического разлива. Я много лет знала её и была с ней любезна.
— Как ты общаешься с этим чучелом? — спросил мой спутник. — По-моему, она последний раз мыла голову в десятом классе.
Это было чистейшей правдой, но я встала, изобразила ярость и с криком:
— Никогда не думала, что ты можешь так говорить о женщине! Как я ошиблась! Я не смогу продолжать отношения с тобой после этого! — скрылась из виду.
Бедняга до сих пор считает, что всему виной немытая голова поэтессы, но я считаю, что это всё равно гуманней, чем говорить мужчине «Ты мне скучен, как понедельник».
Тем более, что он всё равно ничего не сможет сделать для исправления ситуации.
Я старалась не анализировать, что у меня с мужем. Игровой брак продолжался и весьма импозантно выглядел, однако было ясно, что история моего ухода-неухода не растает в воздухе. И точно. Саша поехал на гастроли к морю, обещая под финал снять жильё и вызвать меня с детьми, но потом начал крутить, финтить, посылать противоречивые открытки, невнятно объясняться по телефону и прислал посылку с дорогими зимними сапогами для меня. По цене сапог я поняла, что у него роман.
