— Обязательно зайду, — вежливо согласился Алексей, чтобы не спугнуть шпиона.
Они вошли в Главпочтамт, подошли к свободному окошку, незнакомец достал из внутреннего кармана пиджака открытку и протянул девушке со смешными косичками, отправлявшей корреспонденцию.
Девушка покраснела в ответ, взяла открытку и сказала:
— Здравствуйте, Илья Григорьевич! Вы опять адрес забыли написать.
— Здравствуйте, Катенька! Извините. — Он достал маленькую записную книжку в дорогом кожаном переплете и пожаловался Алексею: — Каждый раз одно и то же. У меня два любимых немца, и оба Отто Шмидты, представляете? Один — отец моей первой жены. А второй — знаменитый ученый и полярник. Хотел на скамейке переписать адрес из книжки, заболтался с вами и забыл.
— Вы знаете Отто Юльевича Шмидта? — окаменел Алексей, ведь знакомый Отто Юльевича никак не мог быть шпионом. — Это мой идеал! Я собираю марки, у меня есть очень ценная марка 1935 года. Кстати, те же самые пять и три, только в обратном порядке. На ней справа портрет Отто Юльевича, а слева вся экспедиция среди льдов! А еще у нас на улице была девочка по имени Оттоюшминальда! За ней все мальчишки ее возраста бегали!
— Как? — переспросил Илья Григорьевич.
— Оттоюшминальда — это значит «Отто Юльевич Шмидт на льдине»!
— Бедная девочка… — вздохнул он и покачал головой.
— Какая же она бедная? Я бы тоже хотел носить имя, похожее на имя Отто Юльевича Шмидта! — задохнулся Алексей.
— Зачем? Ваше имя ничем не хуже.
Они отправили корреспонденцию и вышли на улицу.
— А как пройти к памятнику Пушкину? — спросил Козлов.
— Пойдете по этой стороне, не переходя улицу, и все время поглядывайте наверх, пока не увидите скульптуру балерины наверху. Это знаменитый дом «под юбкой». Про него есть стишки: «Над головою у поэта воздвигли даму из балета — так говорят. Многая лета!»
— «Под юбкой»? — фыркнул Алексей.
— Точнее, «под пачкой» Лепешинской любимой… — Илья Григорьевич сделал паузу и хитренько усмехнулся, — балерины товарища Сталина. Было очень приятно познакомиться. Уверен, что однажды обязательно прочитаю в газетах о ваших успехах!
Он пожал обалдевшему Алексею руку, быстро зашагал в сторону Кремля и скрылся в толпе. А со ступенек телеграфа сбежала та самая девушка Катя со смешными косичками, что принимала письмо и открытку. В руках у нее был газетный сверток.
— У меня к тебе просьба, — смущенно сказала она. — Подпиши у него, пожалуйста! Он живет в доме восемь, часто к нам заходит, но я смущаюсь попросить автограф.
Она развернула газету и достала оттуда майский номер журнала «Новый мир».
— Что подписать? — не понял Алексей.
— Автограф на его «Оттепель»! Ты что, не читал «Оттепель»? — изумилась она.
И Алексей изо всех сил хлопнул себя по лбу. Потому что только теперь понял, почему человек с трубкой показался таким знакомым. Он сто раз видел его фотографии в газетах, но представить себе не мог, что к нему посреди улицы подойдет сам Эренбург!
Глава двадцать шестая
ЦЭРЭУШНИК
Алексею дали вылежаться три дня, в какой-то момент даже выключили женские крики в динамике. Понятное дело, им нужна была информация, а не труп. На третий день ссадины на затылке и руках затянулись коркой. Голова кружилась, но Алексей смог дойти до двери, съесть баланды с лепешкой и выпить воды.
Через полчаса после этого повели на допрос в подвал. Посадили, не снимая наручников, на обычный стул. Стула с выгнутой спинкой в комнате не было. По глазам охранников Алексей понял, как жутко выглядит в синяках и ссадинах.
Вошел Глой вместе с незнакомым мужчиной в штатском, скороговоркой сказал:
— Зря упрямишься, Козлов! «Товарищи» о тебе так и не вспомнили!
Человек в штатском присел на стул у стены и молча наблюдал.
Алексей промолчал.
— В твоих вещах мы нашли копировальные листы с текстом. Что скажешь об этом? — спросил Глой.
Речь шла о придуманных Алексеем для удобства маленьких вместительных блокнотиках, в которых было до пятидесяти страниц текста. Значит, все это время они не предъявляли копировальные листы потому, что пытались расшифровать их. А теперь сдались!
— Ничего, — пожал плечами Алексей.
— Ты должен это расшифровать!
— Как я могу расшифровывать их без шифр-блокнота?
— А где шифр-блокнот?
— При аресте вы раздели меня до трусов, я незаметно приклеил пленку к трусам, а потом уничтожил в камере, — ответил Алексей.
Глой неожиданно подскочил и врезал ему по лицу с криком:
— Ты не мог уничтожить шифр! За тобой все время следили в глазок!
Алексей не удержал равновесие — руки были в наручниках — и упал на пол.
— Мог, — соврал он, лежа на полу и стараясь говорить как можно спокойнее. — Я разжевал целлофановую пленку с шифром, выплюнул в унитаз и спустил воду.
Никакой пленки с шифром не было, шифр был у него в голове. Но не у всех нелегалов такая феноменальная память, обычно для шифровки пользуются шифр-блокнотом.
— Пленка очень легкая, она не могла быть смыта водой! — скривился Глой.
— Я тоже думал, что не могла, но у меня хорошая камера. Там вода в туалете спускается аж семь минут. Пойдите проверьте, — ответил Алексей, злорадно предвкушая, как Глой побежит сейчас исследовать унитаз и бачок в его камере.
— Сволочь! Русская сволочь! — заорал Глой и начал бить его ногами. Потом взял себя в руки, наклонился над Алексеем, посмотрел в глаза. — Неужели ты не понимаешь, что сдохнешь как собака? Что я не дам тебе есть, спать, жить, дышать, пока ты не начнешь сотрудничать?
Алексей молчал.
— Полковник Глой, если бы вы умели не только истязать, но и обыскивать арестованных или хотя бы чинить туалеты в камерах, — снисходительным тоном на английском заметил мужчина в штатском, — у нас бы сейчас была возможность расшифровать не только копировальные листы, но и радиограммы, которые ему до сих пор шлют.
— Это чудовищное недоразумение, — покачал головой Глой.
— Господин Козлов, вы играете с огнем, — обратился мужчина в штатском тем же тихим голосом.
И по поведению Глоя и охранника Алексей понял, что это какое-то очень высокое начальство.
— Не буду скрывать, я из ЦРУ. Вы уже не представляете ценности как агент, но еще представляете опасность, как источник информации, так что придется вас ликвидировать, — равнодушно сказал мужчина.
Алексей удивился не столько последним словам, сколько тому, что разведчик одной страны так по-барски ведет себя на территории разведки другой страны.
