Ведь Отто немец, а здесь хорошо относятся к немцам. Та же Намибия была «немецкой Юго-Западной Африкой». А немцев там тьма, все гостиницы с немецкими названиями, все фермеры — немцы. И даже черные говорят по-немецки не хуже самих немцев.
Здесь, в ЮАР, был специфический режим. Самой низшей расой считались черные, потом цветные, за ними шли индусы из огромной диаспоры, а на самом верху — белые. И все совершенно спокойно относились к тому, что за убийство черного в городе после шести часов белый не понесет никакого наказания.
Джон с одобрением рассказывал, что в юаровской тюрьме томится священник методистской церкви Седрик Мейзен, выступивший за права черных.
Но Отто не помнил, чтобы высказывался на тему расовой дискриминации перед малознакомыми людьми. Не могли же Джон или Тиана написать на него донос?
Следующий день прошел в точно таком же режиме: завтрак, кабинет следователя Глоя, избиение, ведро воды, крик из динамика и сержант с охранниками каждый час.
И следующий день тоже, и следующий…
Потом полковник Глой взбесился и дал распоряжение поставить заключенного рядом со стенкой по стойке смирно на двадцать четыре часа. Перед Отто был стол, а сзади — стена, к которой запрещалось прикасаться. Как только он касался стола пальцами или облокачивался о стенку, охранник бил по пальцам и орал:
— Встать по стойке смирно!
Отто стоял, охранники менялись и сливались для него в одно негативное пятно, одетое в форму. Он простоял двадцать четыре часа и попросил, чтобы вывели в туалет. Но в туалете упал без сознания. Его окатили ведром воды и поволокли в камеру, где ждали крики из динамика и сержант с охраной каждый час.
Это был беспросветный ад.
Глава восемнадцатая
ДОПРОС БРОДЕРИКОМ
Потом в тюрьму приехал арестовывавший Отто генерал Бродерик. Полистав протоколы допросов, он буркнул:
— Мне сразу казалось, что мы его слишком рано берем! Я прочитал все материалы — у нас почти ничего на него нет!
— Нет, так выбьем, — заискивающе заглянул ему в глаза Глой.
Именно Глой подготовил материалы на арест Отто и был уверен, что немец заговорит в первые дни обработки. Но теперь, когда Отто молчал на той стадии, когда заключенные рассказывали и все, что было, и все, чего не было, Глой растерялся. Он понимал, что отвечать за ошибку именно ему.
— Глой, вы идиот! Судя по протоколам, вы уже сделали с ним все, что умеете! Даже продержали сутки на ногах! И никакой информации! Какого черта мы его арестовывали? — уничтожающим тоном спрашивал Бродерик.
— Господин генерал! У нашего агента было подозрение, что он устроил на яхте прощальную вечеринку…
— Какого именно агента?
— Черной домработницы, приставленной к вдове физика… Проджети Мбгеле. — Глой полез в сейф, достал папку и распахнул ее перед Бродериком.
— И давно в штате контрразведки ЮАР служат черные домработницы? — брезгливо отодвинулся от папки Бродерик.
— Но это не первое ее задание, господин генерал!
— Вы хоть понимаете, что он гражданин Германии? Вы представляете, какой вой поднимется на весь мир, если мы арестовали его из-за фантазий черной домработницы?
— Вы же сами говорили, господин генерал, что слишком много совпадений, — напомнил Глой. — Он общался с вдовой физика Крамера и пилотом «научного самолета»!
— Ах да, видел эту сумасшедшую, когда его арестовывали. И кстати, она орала, что Крамера убил именно я. — Генерал строго посмотрел на полковника. — Чем вы это можете объяснить?
— Только тем, что это третье совпадение! — восторжествовал Глой. — А столько совпадений не бывает просто так!
— Не заговаривайте мне зубы, полковник! Каким образом у нее могла оказаться эта информация? — заорал Бродерик.
— Господин генерал, я с пристрастием допрошу охрану, которая была с вами на яхте во время ликвидации израильского физика! — Глой вытянулся по стойке смирно.
— Да пока вы не можете допросить с пристрастием даже немца! — презрительно скривился Бродерик. — Вот что, полковник, я не могу каждую секунду напоминать при арестованном, что вы идиот. Я поставлю на стол стакан, и каждый раз, когда буду двигать его, считайте, что я громко сказал: «Глой, вы — идиот!» Приведите арестованного!
Когда Отто ввели в кандалах и наручниках, сидевший за столом Бродерик дружелюбно посмотрел на его разбитое лицо и, с отвращением глядя на Глоя, приказал:
— Немедленно снимите все это! Что это вы тут устроили за Средневековье? Куда он может убежать на территории тюрьмы?
Охранники бросились отпирать кандалы и наручники. Отто предложили сесть на стул перед Бродериком, Глой встал у него за спиной, охранники — у двери.
Войдя в кабинет, Отто остолбенел — прямо над столом висел огромный парадный портрет Гитлера. Полковник был фанатом Гитлера и Кальтенбруннера, а ЮАР — одной из немногих стран мира, в которых подобные портреты не вызывали омерзения к хозяину кабинета.
По всему миру эти портреты висели только в антифашистских музеях. В остальных местах их жгли, рвали, топтали и карикатуризировали, а здесь его обнимала тяжелая золоченая рама.
В памяти вспыхнули слова Тианы: «Когда капкан щелкнул на лапе, Гидон пошел к какому-то человеку, курирующему испытания от разведки, и увидел в его кабинете портрет Гитлера! Гидон устроил в кабинете дикий скандал, потребовал снять портрет и принести публичные извинения еврейскому народу. Его оттуда вытурили, чуть морду не набили. А он написал в ответ ноту протеста в Министерство иностранных дел».
Все сходилось: Гидон Крамер приходил именно в этот кабинет и был убит именно генералом Бродериком. Но торговец химчистками Отто никогда не видел Гидона и не мог узнать от него никакой информации, представляющей опасность для ЮАР.
— Стакан воды, — тихо сказал Бродерик, и Глой наперегонки с охранниками побежал к графину, стоявшему в компании стаканов на подоконнике.
Когда стакан воды из графина на подоконнике был поставлен перед генералом, Глой показал охране глазами, что ее место за дверью.
— Я требую адвоката и немецкого консула, — сказал Отто, хотя из уст человека с настолько разбитым лицом слово «требую» звучало неубедительно.
— Вы не имеете права на адвоката, — вежливо ответил Бродерик, он играл «доброго следователя». — Статья девятая закона о терроризме. Больше ничего. Понятно?
— Какой терроризм? Вы напрасно тратите время, я занимаюсь исключительно химчистками! Скажите честно, что вам от меня нужно? — вздохнул Отто.
Все время, проведенное в тюрьме, он не видел чистого стакана с чистой водой, с удовольствием попил бы сейчас из такого стакана и теперь воспринимал его как элемент пыток.
— Не пудри нам мозги своими химчистками, мы давно за тобой следим! — заорал Глой, стараясь показаться особенно грозным при начальнике. — В номере гостиницы проведен обыск, все твои бумаги и вещи у нас!
