Дворец был оснащен системой вентиляции, как и Дворец Ветров, в нишах у окон дул ветерок, а каналы в стенах заставляли воздух циркулировать по залам. Дополнительно к вентиляции по специальным желобам бежали ручейки...
Когда поднимаешься на стену крепости, кажется, что под тобой в дымке жары не только Джайпур, а вся Индия. А с вершин соседних гор смотрят такие же неприступные форты. Вид словно из самолета, и даже морды обезьян, свесивших ноги с зубцов стен, подернуты элегической дымкой.
Внутренние помещения дворца сложносочиненны и бесконечны, анфилады комнат и площадок пересекают коридоры и узкие проходы. По ним можно ходить часами, заблудиться и потеряться, как в джунглях. Здесь довольно мало лестниц, в основном наклонные дорожки – махараджа носил такие тяжелые от драгоценностей одежды, что его возили на тележке четыре служанки.
Самая невозможная красота – в зеркальном зале. Он украшен росписью, каменной резьбой и мозаичными панно. Кроме этого, оклеен по стенам и огромному куполу мелкими выпуклыми зеркальцами, выписанными в XVI веке аж из Бельгии. Раньше они сияли, соперничая с драгоценными камнями, но колонизаторы выковыряли камни, оставив черные дырки, как следы от пуль...
Свечка в зеркальном зале превращалась в тысячи свечек. А когда в дни праздников ночью в нишах ставили факелы и ароматические светильники, а в центре зала танцевали девушки в костюмах, также оклеенных мелкими зеркальцами, зал наполнялся божественной светомузыкой. Он так и называется: Джагмандир – комната дрожащих зеркал!
В женской половине довольно тесные комнатки для двенадцати жен махараджи, в них резные окошки для наблюдения за дворцовой жизнью. Ниши окошек символично инкрустированы изображением мусульманского пятиконечника и индуистского лотоса.
В переходах дворца хотелось часами стоять, прислонившись к камню, закрыв глаза, и тогда внутри начиналась странная музыка...
Смеркалось. На ярмарочной площади готовились к концерту индийской классической музыки под звездами. Концерт на дворцовой площади на вершине горы... казалось, послушать его, и можно умирать. Но не получилось...
Никто, кроме меня, не хотел ни слушать, ни умирать. Все хотели шопинга. Было принято решение ехать за сувенирами. Хочется верить, что я еще попаду на концерт в Амбере.
Мы спустились вниз, по периметру нижней площади ютились магазинчики. Компания разбрелась по рукавам дворца, кто-то зашел в буддистский храм, кто-то задержался на смотровых площадках. Я пошла в сторону ювелирного магазинчика.
Загораживая вход, на пороге сидела обезьяна. Я протянула ей шоколадную конфету в фантике. Она аккуратно взяла ее и начала неторопливо чистить, как чистят киви. Хозяин, увидев потенциальную покупательницу, подбежал и замахнулся на обезьяну – бизнесмен мгновенно победил в нем индуиста.
Она оскалилась, зашипела, но с места не сдвинулась, пока не засунула конфету в рот, подробно не облизала пальцы, и только тогда поволоклась на четырех лапах и лениво разлеглась на газоне.
Меня предупреждали, что, угощая обезьяну, надо осмотреться, нет ли ее коллег поблизости. Если есть, то лучше отложить благотворительность, иначе порвут на куски, залезут в сумку и т.д., короче, та же самая технология подавания, что и орущим нищим. Особенно если вокруг нет полиции.
Будьте осторожны, если около вас появился здоровенный обезьян. Он с легкостью отберет вашу сумку и вытряхнет ее содержимое на землю в поисках жратвы. Или залезет с ней на дерево и оттуда будет по очереди швырять вам на голову ваш фотоаппарат, мобильный телефон и прочие скучные несъедобные вещи.
– У меня в романе есть говорящая обезьяна, – говорит Шумит, – я сначала придумал ее, а потом узнал, что, оказывается, в Бразилии есть очень смешные хохлатые обезьяны, которых пытаются научить говорить, и они делают успехи. Было бы интересно исследовать различия в психике диких обезьян и наших индийских светских обезьян, так активно участвующих в жизни...
Индийские обезьяны не разговаривают, но производят впечатление существ, которые не разговаривают не потому, что не умеют. А потому, что глубоко презирают людей и видят в них глубоко подчиненные им существа.
Собрав вместе, мальчик-экскурсовод хотел повести нас в один магазин, но мы почему-то оказались в другом, и он долго сетовал, что здесь ему не заплатили за привод толпы туристов, а только обещали прислать подарок к празднику. А на фиг ему этот подарок?
Цены на ювелирку были здесь выше, чем на делийских рынках и даже в русских магазинах, – чистое разводилово для западных туристов. Но вот отдел сари привел в трепет всех. Они, вспыхивая пожарами, стекали с хвастливых пальцев продавцов... Мы мало задумываемся в России, что сари – это не кусок ткани, а законченное художественное произведение. В нем есть пролог, эпилог, кульминация и катарсис. Когда перед тобой лежат сотни сари, понимание этого оглушает.
Мы торговались как умалишенные. Было понятно, что никто никогда не наденет его и даже не сделает из него занавески, но остановиться было невозможно. Очень уж хотелось идентифицироваться с этой красотой. Я купила два сине-красно-золотых сари со слонами подруге Лене Эрнандес, чтобы она поставила на них в своем танцевальном спектакле индийский танец.
Для чего покупали остальные, я совсем не поняла... на прощание продавец сказал, что хочет иметь русскую шариковую ручку. Я достала первую попавшуюся ручку из сумки. Он прочитал на ней английское название какой-то фирмы, кивнул и сообщил, что очень доволен сделкой и подарит ручку дочери.
Ранжана торопила. Темнело, надо было спешить в Дели. Ночная индийская дорога – это грузовики, сонные волы, монотонные леса, темные деревни без электричества и тут же сверкающие мотели... и посреди полной пустоты и темноты одиноко бредущий старик или старуха, опирающиеся на посох и чувствующие себя в безопасности под опекой богов.
И не важно, кто они: хиндустанцы, телугу, маратхи, бенгальцы, тамилы, гуджаратцы, каннара, пенджабцы или более мелкие индийские народы; не важно, на каком языке они говорят, – а общий у них только английский; не важно, кто по вере – индуисты, мусульмане, христиане, сикхи, буддисты, джайны, бахаи; их не могут тронуть на этой дороге ни злые разбойники, ни бродячие собаки, ни голодные хищники, ни змеи.
Змеи, кстати, если приходят в дом, то хозяин ставит угощение – блюдечко с молоком. И еще не во всякой гостинице при появлении змеи в номере вам вызовут службу спасения. Кое-где могут начать объяснять, что появление посланца богов – это хороший знак... и что змея пришла не кусаться, а защищать ваш дом от черных сил.
Ночная Индия душна и одноцветна, все, что так орало, толкалось, гудело, пестрело и сияло на дорогах, спит. Страна стихает как попугай, на клетку которого набросили темную тряпку. Видимо, устав от неосвещенных ночей, жители придумали безумный разноцветный праздник холли, что в переводе означает «война красок» – аналог нашей масленицы.
Его отмечают на рубеже февраля и марта: дома красятся в яркие радостные цвета, везде расставляются букеты и развешиваются гирлянды, запасаются красящим порошком и брызгалками. В древности краски добывали из лепестков цветов, а брызгалки заменяли бамбуковые трубки.
