Пройдя по головам, гортаням и ушам, Ганга ушла в подземный мир, вышла замуж за царя Лунной династии Шантану и родила восемь сыновей. Родившихся детей она сразу бросала в воду, чтобы они перестали быть людьми, а последнего оставила мужу перед разводом именно в человеческом состоянии. Папаша назвал его Бхишмой и вырастил храбрым военачальником и мудрым наставником воюющих пандавов и кауравов.
А Ганга, превратившись в Ганг, потекла через Индию, очищая от грехов, избавляя от болезней и даруя небесное блаженство погребенным. На берегах ее выросли центры паломничества Хардвар, Аллахабад, Варанаси, Сагар. В них отправились толпы умирающих, сопровождающих умерших и везущих урны с прахом.
Круглые сутки на набережных этих городов горят погребальные костры. С берега к реке люди спускаются по тысячам каменных лестниц – гхат – к местам священных купаний. Паломники стригутся и бреются наголо, даже сбривают брови перед омовением, и увозят воду в кувшинах за сотни километров, чтобы лечить ею близких.
На пожертвования паломников существуют тысячи храмов, жрецов, странствующих монахов, попрошаек и похоронных волонтеров. Волонтеры поддерживают вечный огонь и зажигают от него погребальные костры. Сожжение именно здесь заканчивает круг реинкарнаций.
Первой кремированной у Ганга была сама жена Шивы – Парвати. Шива опустил ее пепел в воды... С тех пор здесь кремируют индуистов, остальных сжигают с помощью электричества. Электрический крематорий также участь умерших насильственной смертью. Это признак плохой кармы, которую надо исправлять в следующей жизни, и только тогда думать о Ганге.
Кроме того, не сжигают тела детей до десяти лет и беременных женщин. Им нельзя останавливать колесо реинкарнации, они еще не пожили как следует. Не сжигают и прокаженных, их топят с камнем на шее. А вот укушенных змеей пускают по Гангу в лодке, их считают не умершими, а находящимися в коме. Святых тоже не сжигают, им предстоит еще раз воплотиться и работать для улучшения человечества.
Чадит погребальный круглосуточный конвейер, в нем на разных стадиях тают тела. Подносят только что омытые в Ганге новые. Их заворачивают в специальную ткань... Горят свечи в бедных хосписах, там за умирающими ухаживают бесплатные врачи и медсестры, улучшающие таким образом свою карму. Они выносят их на берег, вливают им в рот священную воду...
Догоревшие и недогоревшие тела плывут по воде, на радость рыбам, крокодилам и черепахам... Тут же плещутся сотни людей, умываются, чистят зубы, стирают, молятся. Среди них странники, скитальцы, брахманы, никто никуда не спешит, отовсюду звон колокольчиков и религиозные песнопения. Огромные залежи серебра под Гангом дезинфицируют все, что в него попадает... Дремлют собаки, бродят коровы, скачут обезьяны, продаются запаянные баночки со святой водой из Ганга.
И, вы будете смеяться... шестьсот тысяч презервативов в день отправляются на фоне всего этого в Ганг в одном только Варанаси. Потому что здешние ткачихи, прославившиеся варанасскими сари, натирают презервативами челноки станков. Это местное открытие: смазка презервативов лучшее лекарство для ткацкого станка, не оставляющее на ткани пятен. Другой вопрос, что заставить ткачих использовать презервативы по прямому назначению пока невозможно. Такова Индия...
Когда выходили из Дивана-и-Кхаса, подбежала школьница лет семи,с сестренкой лет пяти. Школьница важно протянула разлинованные листки бумаги с кучей подписей и попросила подписаться и сдать деньги на ее школу – вполне изысканная форма попрошайничества.
Мы вышли в Павлиний двор. Видимо, Шумит имел в виду этих павлинов, поскольку никакие другие жары не выдерживали. Стены цвета охры с балконами, окнами и решетками проваливались в четырех местах в буйную гамму четырех ворот, изукрашенную каменными, практически факсимильными павлинами с веером перьев на голове, белыми пятнами под глазами, блестящими синими шеями и бронзово-золотыми хвостами из двухсот перьев.
Прежде в этом великолепии устраивались праздники, концерты или приемы во дворе только для семьи махараджи. А теперь их резиденция начинается прямо за двором – это пафосный дворец с флагом Индии. Туда не пускают, да и вряд ли там могло быть красивей, чем в Павлиньем дворе...
Кстати, павлин такой же символ Индии, как лотос, бенгальский тигр, манго и баньян. Словом «маюри» или «маюр» – павлин – ласково называют любимых. А банья – ближайший родственник фикуса. Он умеет бросать от ствола воздушные корни, которые, достигая земли, укореняются и утолщаются. Разрастаясь, он становится похожим на гигантского осьминога, опирающегося на целый лес корней-стволов. Именно под баньяном Будда достиг просветления.
Можно было посмотреть еще парк экипажей, залы с оружием и кучу всего, но силы были на исходе. Мы спрятались от жары в магазинчик, где мне удалось купить разукрашенную серебром черную юбку, при том что хозяин магазина изо всех сил пытался втюхать за ту же цену две совершенно другие.
Избранная юбка висела при входе как рекламный ход, и если покупатель оказывался мягче продавца, то ее именем здесь отделывались от других. Так в азиатской сказке сначала жениху показывают самую красивую дочку, а потом объясняют, что она младшая и прежде надо сбыть с рук старших.
Пока я билась за вожделенную юбку, мои коллеги драконили магазин с обувью, ковриками и покрывалами.
В магазинах такого типа продавцов человек двадцать. Как танцевальная труппа, они создают сложный пластический рисунок, стоит тебе дожать одного продавца, как появляется другой и объясняет, что скидки только в его компетенции, и торг начинается снова. На третьем сопернике ты уже ломаешься...
Когда я вошла в магазин, Светлана Василенко билась за покрывало с двумя смазливыми парнями. В боевой женской стойке – руки в боки – она презрительно бросала им свою цифру; парни таращили глаза, махали руками, мотали головами с такой энергетикой, словно речь шла о главном в жизни.
Покрывало было убойное: расшитое по черному фону золотой, алой, фиолетовой и зеленой ниткой с мелкими, в копейку, зеркальцами в каждом квадратике узора. Оно было одно. Другие покрывала – с шелковыми сиреневыми лицами и хлопковой пестрой подкладкой со слонами – занимали полмагазина. При том, что ни одна подкладка со слонами не повторялась ни разу. Покупая пару таких покрывал, я заметила, что Светлана сдает позицию и у меня есть шанс.
Но тут ее место занял один из наших спутников, а по другую сторону прилавка перед ним возникли два свежих парня. Я бродила по магазину, пока нашей командой не был проигран и второй тур. Покрывало сползло с трехсот долларов до шестидесяти и больше никуда не двигалось. Пришлось купить его без боя.
Теперь оно поблескивает в одной из комнат моей квартиры, и кошка сосредоточенно и безуспешно пытается выковырять из него хоть одно зеркальце. А я, проходя мимо, думаю, как странно жить на планете, на которой в одном месте шестьдесят долларов стоит чашка кофе, а в другом – покрывало, в результате продажи которого бедная семья будет жить не меньше месяца. Скорей бы уж Землю покрыло ковром глобализации.
Обедать вернулись во вчерашний ресторан. От одного его вида у меня началась тошнота, доверяла я только бутылке воды из багажника, купленной в Дели. Народ радостно обедал, под столом привычно перемещалась бутыль виски, а бетель хорошо шел на закусь. Их ждала еще поездка на Ганг в Варанаси, а я через день возвращалась домой.
