– Все наши правозащитники живут на американские гранты, поэтому они сразу становятся глухими на оба уха, – откликнулась Елена.
– А как вам история про то, что Бадри собирается в Грузию? – продолжил он.
– Живем в интересное время, – кивнула Елена. – Люди, объявленные в розыск, разводят большую политику…
– Кстати, я позавчера была недалеко от этого проклятого туннеля Сен-Готард. Ну, где погибли одиннадцать человек, – включилась в беседу Джулька. – Его уже открыли и для легковых машин, и для грузового транспорта. Решили ввести режим одностороннего движения грузовиков с переменой направления потока через каждые два часа.
– И как же это будет выглядеть? – удивилась Елена.
– У обоих въездов в туннель стоянки ожидания для грузовиков. И по ходу движения внутри туннеля дистанция между грузовиками – 150 м!
Почувствовав себя покинутым, Никита выступил в понятном ему амплуа и начал флиртовать с Джулькой. Она была хорошенькая, модно подстриженная, в умопомрачительном туалете. Никита подливал ей в бокалы и подсыпал закусок в миску, с надеждой спрашивая:
– Мясо-то настоящее или бродячих собак нажарили?
Та хохотала в ответ и делала глазки. Устав от неучастия в беседе, он спросил:
– А вы там на лыжах катались?
– Если бы… – вздохнула Джулька. – Я там каталась на чужой нервной системе…
– На мужской, я так понимаю? – хмыкнул он.
– Да по-разному. Рабочая командировка…
– И кем же вы работаете? – как-то очень кокетливо уточнил он.
– Заместительницей министра, – вздохнула дама.
– Вы? Женщина? – Он чуть не уронил вилку.
– У нас в стране одиннадцать заместителей министров – женщины, – терпеливым голосом сказала Джулька Никите, каким говорят детям: «Не играй с соусником, испортишь скатерть».
И бросила на Елену взгляд, означающий: хорош, конечно, на ночь бы сама не отказалась, но почему он считает, что в такой компании ему полагается разговаривать. Сцена напоминала приход нового русского в компанию с моделью, пытающейся участвовать в беседе, которой мягко говорят: «Киска, помолчи…»
Елена немного расстроилась. Вроде Никита был не дурак, но совсем не въезжал в то, что можно, а что нельзя… И, слава богу, не понял карикатурности собственного положения.
А на сцене уже шла интермедия с участием литературно-исторических персонажей собачьего племени, плавно вывозили торт в виде шоколадного бюста Пушкина с ушами спаниеля и надписью на постаменте «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» И вокруг него уже сновали персонажи со значками «Собака Баскервилей», «Муму», «Мухтар», «Джим», «Бим», «Люси», «Тузик», «Трезор»… Елена обратила внимание, что исторических собак с женскими именами было меньше, чем с мужскими, и потому на вечерних платьях читались невыразительные буквы имен вроде «Тяпа», «Ляпа»…
Забыв об амплуа водителя, Никита не церемонился с выпитым виски и через некоторое время ощутил себя центром праздника настолько, что спросил:
– Девчонки, кто первый со мной идет танцевать?
– У меня слишком высокие шпильки, – тактично ответила Джулька, и Елене пришлось брать удар на себя.
Танцевали под музыку группы своей юности, пока официанты в блестящих пиджаках разносили горячее.
– Я понял, почему ты решила пойти со мной, – сказал Никита в танце, чуть не заглатывая ее ухо нежными губами.
– Почему?
– Потому что здесь ни одного прилично накачанного мужика! Одни хлюпики…
– Ну, во-первых, это не так. Вон видишь парня? Мастер спорта по борьбе, 35 лет, владелец одной из крупнейших компаний по жратве. А вон тот блондин, видишь? Генерал. Такого же возраста. Может сниматься на обложку «Плейбоя». – Елена решила открыть ему глаза на реальное положение вещей. – А вон, смотри, депутат-списочник. От фигуры глаз не оторвать. И тоже моложе тебя. Кстати, бывший хозяин крупного производства…
Это было ошибкой, Никита потускнел лицом и замолчал. А к Елене на следующий танец подлетел полный лысый господин в смокинге с меховыми собачьими рукавами. Это был министр позапрошлого кабинета Халупин, бесстыдно натыривший на приватизации в своей области и по причине этого не попавший в новый кремлевский двор. Оставшись без дела, он бесконечно придумывал то проекты спасения России, то рытье туннелей из Америки и обратно, то реституцию, то возрождение язычества как истинной российской веры.
Халупин коллекционировал самовары, для чего построил шестиэтажный особняк в Подмосковье, и примерно каждые три года женился. При разводе гремел в «кремлевку» в предынфарктном состоянии, но ровно за месяц восстанавливался и женился снова.
Его главным афоризмом в жизни было: «Женщина – это окружающая среда…»
Елена несколько раз брала у него интервью и даже один раз устроила вокруг публикации громкий скандал. Халупин долго не здоровался, а, уйдя на политический покой, наоборот, начал привечать изо всех сил. Ведь любая встреча с ней давала возможность произнести: – «Посмотрите на эту прелестную женщину! Помните, когда меня хотели посадить? Так вот, халупингейт был устроен этими нежными ручками!»
Халупин прижал Елену к объемистому животу и зашептал:
– Что это такое? Где наш муж?
– А у нас был общий муж? – захлопала ресницами Елена.
– Ну это беспредел, когда дамы бросаются роскошными мужьями!
– Не поняла… Вы мой наставник и исповедник?
– И что у этого вашего верзилы за душой? Здоровое начало и здоровый конец?
– В мои годы понимаешь, что это в мужчине главное…
– Красивая женщина, как хорошая картина, должна иметь дорогую раму…
– Господин Халупин, вы уже стольких обрамили, что вам грех читать мне мораль.
– Так я бы и вас обрамил. Я просто как порядочный человек и думать не смел о замужней даме. А вы тут нам гренадеров в хорошее общество таскаете…
– Да чем вам гренадер не угодил?
– Неорганично смотрится. Как телохранитель…
– А мне нравится. И вашей новой жене, я уверена, нравится…
– Еще не хватало, – насупился Халупин и вернул ее к столику.
Елена хмыкнула и подошла к приятелю, известному политическому имиджмейкеру. Тот сидел с женой, надменной дочкой адмирала:
– Хочешь, я приду к тебе за столик со своим любимым?
– Нет, – скривился он и поддел устрицу в собачьей миске.
– Я не понимаю, что происходит, – подсела к нему Елена.
– Одно дело – развестись с Каравановым, которого все уважали… Другое дело – притащить вместо него мальчика для постели, – возмущенно зашептал на ухо имиджмейкер, чтобы не слышала его жена. – Мало ли с кем каждый из нас проводит время… Это не демонстрируют в обществе. Это неприлично! Понимаешь?
