– Спал и ничего не видел. Считал, что мать была дома.
Проснулся от ее крика, выскочил на лестницу, позвонил в «Скорую»... Меня тогда
поразило его странное спокойствие. Он сидел в гостиной и не торопясь
рассказывал мне, как нашел мать. Я решил, парень просто не понимает, что
случилось. Приехала его тетка, он так же спокойно все рассказал ей. Трудно
объяснить, почему это так засело в моей памяти. Может, я тогда был еще слишком
молод... слишком впечатлителен. Смерть Савельевой признали несчастным случаем,
а пацана забрала тетка. Через пару лет после этого я по службе пересекся с
одним полковником ФСБ, зашел разговор о нашем городе, вот тогда я и узнал об
этом Савельеве. Об отце. А шесть лет назад стали расширять дорогу, она
проходила рядом с домом, где они тогда жили. Дом после гибели матери продали.
Так вот, дорога пересекала их бывший участок в том самом месте, где у них был
гараж. Новым хозяевам выплатили компенсацию, а гараж снесли. Под гаражом
оказалось помещение, о котором новые хозяева не догадывались. Пол был залит
цементом, а когда его вскрыли... Зрелище было не для слабонервных. Три трупа.
Женщины. Судя по останкам, смерть приняли мученическую. Что-то за пределами
человеческого воображения. Установить, что за трупы, так и не удалось. Сколько
людей ежегодно бесследно пропадает, вам наверняка известно. Гараж был построен
Савельевым после того, как он купил дом.
– Вы хотите сказать...
– Я хочу сказать, что он был не просто наемным убийцей, он
был настоящим маньяком, ублюдком, которому нравилось мучить людей. Следствие
потопталось на месте и затихло. А я решил узнать, что произошло с сыном
Савельева, так, на всякий случай. Родственники, приютившие его, почти в полном
составе погибли, а пацан исчез.
– И что вы об этом думаете? – помедлив, спросил
Алексей.
– Что я думаю? – Геннадий Викторович пожал
плечами. – Семнадцать лет назад в городе велась настоящая война между
бандитскими группировками. Главарей двух банд пристрелили. Тот самый полковник
был уверен: это дело рук Савельева. Оба бандита знали, что за ними идет охота,
и проявляли максимальную осторожность. Меня в его рассказе поразила одна
деталь: в обоих случаях неподалеку от места убийства видели пацана, подростка
лет двенадцати. Конечно, его искали как возможного свидетеля, но не нашли.
– Вы что, хотите сказать... – впервые подала я
голос. – Убийцей мог быть ребенок?
Геннадий Викторович в очередной раз пожал плечами:
– Я вам излагаю факты, ваше дело сделать выводы.
– Но это невероятно, как вы себе представляете...
– Помолчи, – шикнул на меня Алексей, и я подавилась
словами.
– Я еще раз повторяю, оба бандита ожидали покушения,
проявляли максимальную осторожность. Матерые преступники, прошедшие огонь и
воду, кого бы они подпустили к себе? Возникает вопрос: кого они никак не
ожидали увидеть в роли своего палача?
– Вы подозреваете, что Александр убил свою мать? –
помолчав, задал вопрос Алексей и сам ответил: – Допустим. А причина?
– Учитывая то, что она ночью уезжала из дома, и то, что
потом сказала сестре... вряд ли она нашла тайник в гараже, даже если нашла, что
с того? Трупы были закатаны в цемент, обнаружить их она точно не могла.
Остается одно: она проследила за своим сыном и узнала то, что знать не должна.
Некую тайну, стоившую ей жизни. Я так понял, если вы всем этим интересуетесь,
пацан успел себя проявить? – Алексей кивнул. – Тогда я вам не
завидую. Что ж, мне пора. – Он поднялся. – Рад, если смог
помочь. – И ушел.
Садясь в машину, я спросила:
– Ты думаешь, Испанец и есть мой троюродный брат,
исчезнувший пятнадцать лет назад?
– Я думаю, что был прав, решив отправиться к тебе. Если
принять версию этого мента, что Савельев использовал своего сына, подготавливая
ликвидацию главарей бандитов...
– Если верить ему, Савельев маньяк, который пытал своих
жертв и закатывал их в цемент, чтобы трупы не обнаружили.
– Киллер не психопат, – покачал головой Алексей. –
То есть психопат, конечно, но по-своему. Маньяки слышат голоса или впадают в
ярость при виде женской заколки для волос. Для киллера убийства – это работа. И
никаким голосам тут не место. Понимаешь разницу?
Я слушала, хмурясь и пытаясь понять, что меня вдруг
насторожило.
– Почему ты сказал про заколку? – спросила я.
– Что?
– Ты сказал, маньяки впадают в ярость при виде заколки для
волос.
– Точно, или из-за другой подобной ерунды. А чтобы
продержаться десять лет в киллерском сословии, ни разу не проколовшись, надо
быть очень умным, хладнокровным и расчетливым сукиным сыном. О нашем киллере
известно только одно: кличка Испанец. Все остальное – слухи. От себя могу добавить,
он наглый ублюдок, а еще везунчик.
– Слушай, кто ты? – не выдержала я.
– В каком смысле? – удивился Алексей, удивление было
фальшивым, да он и не особенно старался. Он смотрел вперед, лавируя в
бесконечном потоке транспорта, а я некстати подумала: «С какой ловкостью он
управляет машиной, я бы даже сказала, с изяществом, как бы нелепо ни звучало
это слово в применении к такому типу».
– Мы только что говорили о киллере, опасном, наглом и
изворотливом, это не способствует моему душевному спокойствию. Тем более что я
понятия не имею, кто оказался у меня в компаньонах, могу ли я тебе доверять и в
каких пределах.
– А... вот ты о чем. – Алексей достал из бардачка
удостоверение и сунул его мне в руки. Заглянув в него, я поняла только одно:
фамилия Алексея действительно Маршал.
– И что? – усмехнулась я.
– Тут же все сказано. Охранное предприятие. Я начальник
службы безопасности.
– Совсем как Савельев, – вспомнила я некстати, моего
доверия это отнюдь не укрепило.
– Ага. В таких конторах работают либо бывшие менты, либо
бывшие бандиты.
– И к какой категории относишься ты?
– А ты попробуй догадаться, – усмехнулся он.
На выезде из города мы остановились на бензозаправке. Пока
парень в оранжевом комбинезоне заправлял «БМВ», Алексей прогуливался
неподалеку, разговаривая по телефону. Когда вернулся в машину, лицо его
выглядело недовольным.
– Есть новости? – спросила я на всякий случай, не
очень-то рассчитывая на откровенность.
– Есть, – кивнул он и замолчал. Я тоже к разговорам не
тяготела, слишком многое требовалось обдумать. Где-то через полчаса Алексей
первым нарушил молчание:
– Ты говорила, что твой брат утонул...
– Да, за год до того, как погибли мои родители.
