– Отлично, значит, мне не придется выступать перед тобой с
речами. Твоя мать превратила в ад не только собственную жизнь, но и жизнь несчастного
мальчика. Я искренне надеюсь, что он не погиб, смог пережить весь этот ужас и
стал приличным человеком. Теперь тебе понятно, почему я избегал разговоров о
твоей семье?
– Понятно. Наличие в роду сумасшедших настораживает. При
первых признаках безумия я постараюсь оказаться ближе к психушке.
– Чушь. Семейное предание – это просто семейное предание. А
гибель твоих родных – трагическая случайность. Если ты будешь помнить об этом,
материнское безумие тебе не грозит.
– Мама наверняка не стала бы выбрасывать личные вещи сестры.
Фотографии точно оставила бы на память.
– После гибели твоих родителей я собрал все фотографии в
коробку, посмотри на антресолях, она должна там быть.
Я точно знала: фотографий на антресолях нет, по крайней мере
тех, где запечатлен Алекс или его отец. Но говорить об этом дяде Леве не стала:
как бы он не счел это первым признаком безумия.
– Алекс – это производное от Александра?
– Да, его полное имя Александр Олегович Савельев. Как
видишь, дьявол просчитался, точнее, твоя мать не того подозревала.
«Как будто среди русских и людей прочих национальностей мало
убийц, психопатов и другой пакости», – хотелось возразить мне, но я опять
промолчала. Улыбнулась и предложила:
– Давай пить чай.
Устроившись на диване в своей комнате, я размышляла об
услышанном. Мысль о недавнем звонке не давала покоя, но теперь слова «Алекс
вернулся» воспринимались мной как довольно зловещие. Я попыталась найти ответы
на два вопроса: кто звонил и с какой целью? Допустим, цель благородная:
предупредить об опасности. Тогда вряд ли это сам Алекс. Знает о нем
ограниченный круг людей, не считая меня и дяди Левы, в основном друзья детства.
Ну, еще разве что их родители и соседи по даче. Если подумать, народу наберется
не так мало. Но с какой стати им вдруг вспоминать о мальчике, который
пятнадцать лет назад бесследно исчез? А если звонивший вовсе не тот, кто помнит
его ребенком, а человек, столкнувшийся с ним позднее и узнавший о его замыслах?
Стоп. О чем я сейчас подумала? Алекс мой троюродный брат, год живший в нашей семье.
Это факт. Все остальное домыслы.
Другой вариант: цель звонившего отнюдь не благородна, он
хочет запугать меня. Мол, обидели хорошего парня, а теперь тот вернулся и вам
покажет. Звонок адресовался мне: дядя Лева дважды брал трубку, но заговорили
только на третий раз, когда трубку сняла я. С какой стати меня запугивать? Мне
было тогда пять лет, и участие в событиях я принимала минимальное. Однако
позвонили.
Я постаралась вспомнить, как звучал голос звонившего. Тихий
шепот, едва слышный. Это был мужчина, и он был напуган.
Подумав еще немного, я набрала номер Алексея.
– Надо встретиться, – сказала со вздохом. Он не стал
задавать вопросов.
– Через двадцать минут на углу твоего дома.
Предупредив дядю Леву, что пошла прогуляться, я покинула
квартиру. В переулке, который выходил на проспект, стояла «БМВ». Окно со
стороны водителя было приоткрыто, Алексей курил, ожидая меня. Во взгляде ни
любопытства, ни иных чувств, сплошное олимпийское спокойствие.
– Только не начинай сразу крутить пальцем у виска, –
предупредила я, садясь рядом с ним, и поведала историю семейства. Сначала
легендарную ее часть, а потом ту, что касалась Алекса.
Крутить пальцем у виска Алексей не стал, слушал не
перебивая, а потом спросил:
– Говоришь, пацан исчез? И он слышал весь тот бред, что несла
твоя мамаша?
– Можно о маме поуважительней?
– Мама – это святое, – кивнул он. – Даже если она
с придурью. Вопрос: почему ты вдруг вспомнила об Алексе сегодня, а не вчера, к
примеру?
– Потому что как раз вчера неизвестный позвонил мне и
сказал: «Алекс вернулся».
– А ты мне, часом, не вкручиваешь? – усмехнулся он.
– Зачем мне это?
– Причин может быть сколько угодно. От «запудрить мозги» до
желания пошутить. И то и другое не приветствуется.
– Я помню: ты, не дрогнув, превратишь мою физиономию в
кровавое месиво.
– Правильно запомнила. Хорошо, пацанчиком я поинтересуюсь.
Где ты, говоришь, он жил до того, как умерла его мать? – Я назвала город.
Алексей кивнул, о чем-то размышляя. Стало ясно, что, несмотря на весь показной
скептицизм, история его заинтересовала. – Ну что, красавица, топай
домой, – буркнул он минут через пять. Я попыталась презрительным взглядом
дать понять, что о нем думаю, но, должно быть, в этом не преуспела: к моему
взгляду он остался равнодушен.
Вечером мы встретились с Настей и Толиком (Мартин, конечно,
чуть позднее к нам присоединился), и я как бы невзначай заговорила об Алексе.
Начала с воспоминаний детства, потом приплела свой сон, утаив вчерашний звонок.
Настя Алекса совсем не помнила, о чем сразу и заявила. Толик моему вопросу
удивился.
– Конечно, я его помню. Хороший парень, для него мы были
малышней, но он дружил с нами, хотя заводилой не был. Играл часами на скрипке
что-то очень грустное. А вообще был веселым и компанейским. Учил нас плавать,
сам чувствовал себя в воде как рыба.
– У тебя не осталось его фотографий? – спросила я.
– Нет. Точно нет. После похорон Вики я смотрел свой детский
альбом. Я думаю, если они и были, мама их куда-нибудь убрала. Когда твои близкие
погибли, она провела со мной беседу о том, что я должен щадить твои чувства и,
по возможности, не напоминать тебе о родне. Уверен, Кешку она тоже
проинструктировала. Кстати, с Кешкой Алекс общался куда больше, чем с нами, я
имею в виду себя и твоих братьев. Кешка тогда воспылал любовью к музыке, и
Алекс показывал ему аккорды на гитаре. Вот сейчас вдруг вспомнилось, как твой
отец дал Алексу фотоаппарат и мы пошли на речку. Точно, у меня и фотографии
сохранились: ты сидишь на лодке, а я и Кешка рядом. Я сказал Алексу, давай и
тебя щелкнем, но он ответил, что на фотках выходит каким-то уродом.
Странно, – пожал Толик плечами. – Мне всегда казалось, что я хорошо
помню свое детство, а на поверку выходит, не помню почти ничего.
– Память дырявая, – усмехнулась Настя. – Нам с
Белкой было по четыре года, но тебе-то одиннадцать.
– А ты хорошо себя помнишь в одиннадцать лет? – съязвил
Толик.
– Ну... я тогда впервые влюбилась в парня из 8-го «Б» и дико
страдала. Мартин, а ты помнишь свою первую любовь?
– Любовь – да, девочку – нет. Это было в детском саду.
Кажется, ее звали Наташа.
