Игорь знал, что неконтролируемые эмоции – плохой советчик в делах, причем в любых делах, как в рабочих, так и в личных. Он не был примитивным человеком, но не считал себя и настолько сложным, чтобы не суметь в себе же самом разобраться. Он должен был понять, что с ним происходит, почему так переменилось его отношение к жене!
И он понял. Даже серьезного мозгового штурма не понадобилось – он понял это сразу же, как только захотел понять.
Вся она состояла из нюансов, из каких-то глубоких, внешне едва обозначенных внутренних движений; чтобы их понимать, надо было вслушиваться и всматриваться в них постоянно, напрягать все пять реальных человеческих чувств и неизвестно сколько еще нереальных.
«Но Ира же всегда такая была, – с некоторой даже растерянностью думал он. – Утонченная, вся внутри себя… Сложная вся! Но я же ее любил?»
Ответить на этот вопрос, даже заданный в прошедшем времени, он теперь не мог.
Растерянность была таким непривычным для него состоянием, ему так хотелось сбросить ее с себя, что он даже полистал однажды глянцевые журналы, которые во множестве покупала его секретарша. Но то, что он прочитал в них об отношениях мужчины и женщины, вообще о женской жизни, нисколько не прояснило картину. Да что там не прояснило – через десять минут этого чтения Игорю почувствовал себя так, будто его мозг облепила какая-то вязкая каша. Именно каша, состоящая из множества идиотских сведений о правильных сумочках и модных кафе, о пользе стервозности, о двадцати семи способах сделать грудь упругой, а мужа верным навек… От недолгого пребывания в неизвестно кем придуманном мире, в котором, оказывается, живет большинство женщин, Игоря чуть не стошнило.
В конце концов он плюнул на все эти жалкие попытки разобраться в том, что с ним происходит, и попытался жить, как жил всегда, не обращая внимания на непонятную тягостность, которой теперь сопровождалась его семейная жизнь.
И это, в общем-то, ему удалось. Вернее, удавалось – до тех пор, пока он не увидел Катю.
Она так отличалась от всех женщин, которых он знал, что Игорь даже оторопел, когда взглянул на нее впервые. Конечно, никто не заметил его оторопи – он умел владеть собою. И уж точно не заметила этого Катя. Она-то владеть собою не умела нисколько, и он без труда прочитал в ее глазах, на всем ее милом лице изумленное восхищение.
Но дело было все-таки не в восхищении – Игорь и прежде видел его в женских глазах, обращенных на него. Он не страдал заниженной самооценкой и понимал, что не относится к числу заурядных мужчин и вправе на женское восхищение рассчитывать. Дело было в другом…
Вот в этом облачке, которое окутывало его своим простым теплом, когда он смотрел на Катю.
Конечно, она отдалась ему в первый же вечер, проведенный вместе. Само по себе это его не удивило, странно было бы ожидать от нее сопротивления. Игоря удивило другое: почему его-то так тронула робкая доверчивость, с которой она ему отдалась? Может, это неожиданное чувство к ней было связано с тем, что он оказался ее первым мужчиной? Да нет, не с этим – ее девственность как раз таки легко было предвидеть, да он и вообще не понимал, что уж такого прекрасного в самой обыкновенной физиологической особенности организма.
Но вот эту нежность, эту простоту, с которой она прильнула к нему, когда он раздел ее и уложил рядом с собою, – этого предвидеть было невозможно. Она была с ним так, словно нет ничего естественнее того, чтобы всю ее, до донышка, мгновенно узнал мужчина, которого сама она не знает совсем и который, может быть, навсегда уйдет сразу же после того, как она позволит ему сделать с собою все, что он захочет. И это происходило не от испорченности – какая там испорченность! – а только от душевной простоты, которую Игорь сразу в ней понял.
Эту первую ночь вдвоем они провели в маленьком отеле у Чистых Прудов. Игорь вернулся из командировки на два дня раньше, чем собирался, и сразу снял здесь номер. Так странно было входить в отель в родном городе – что-то смещалось от этого в сознании…
«Ну и хорошо! И пусть смещается», – подумал Игорь.
Он готов был сдвинуть свое сознание куда угодно, лишь бы избавиться от того необъяснимого, но отчетливо ощущаемого недовольства своей жизнью, которое никак его не оставляло.
Кате он позвонил еще из Германии, где подписывал контракт на поставки оборудования для своего нового завода во Владимирской области. Он хотел забрать ее прямо по дороге из аэропорта, но потом все-таки решил сначала заехать в отель. Причина для этого была так смешна, что ему казалось неловким называть ее даже про себя: он хотел купить для Кати цветы и поставить их в номере. Конечно, можно было просто заказать эту услугу по телефону, и даже прямо из Германии, как он заказал номер. Но Игорь хотел сам выбрать для нее цветы. Он был уверен, что ей не дарил их никто и никогда, и не хотел, чтобы первые цветы, предназначенные специально для нее, были выбраны с равнодушием.
Войдя в номер, Катя ахнула. Вернее, даже не ахнула, а тоненько пискнула и сразу замолчала. Корзины и вазы с белыми лилиями, лимонными розами и большими сиреневыми колокольчиками стояли на полу, на столе, на подоконнике…
– Зачем же вы?.. – пролепетала она. – Это же очень дорогие цветы…
– Не очень. – Его немножко смешила, но больше все-таки трогала ее растерянность. – И совсем не обязательно испытывать неловкость за то, что вы существуете на свете. Давайте поужинаем? Здесь неплохой ресторан.
– Да! – воскликнула Катя. – Конечно, поужинаем!
Игорю стало еще смешнее: она так боялась, чтобы он немедленно не потащил ее в кровать, что даже забыла обеспокоиться дороговизной ресторана. Ему же так мало был нужен от нее секс, что он готов был вообще обойтись без этого. По крайней мере, сегодня. Ему было приятно смотреть на нее, просто смотреть – на ее открытость, смущение, доверчивость, скованность, – и такая нехитрая вещь, как секс, меркла по сравнению с этим удовольствием. Все, что в ней было, что составляло ее сущность, – все было ново для него.
Правда, разговаривать с ней было, в общем-то, не о чем. Глупости он в ней не чувствовал, но слишком уж она была юная. Или, может, дело было все-таки не в возрасте? Алиса, например, была одних с нею лет, да и расстояние между Катиными девятнадцатью и собственными тридцатью четырьмя не казалось Игорю пропастью.
Он смотрел на нее, не разглядывал, но вот именно смотрел не отрываясь, не беспокоясь о том, что ее смущает его прямой взгляд.
– Не стесняйтесь себя, – сказал он наконец. – Вы красивая, молодая, я получаю удовольствие, глядя на вас. Чего же вам стесняться?
Она смутилась еще больше – так, что уронила на тарелку нож и чуть не разбила бокал.
– Вы… так все про меня замечаете, Игорь Владимирович… – прошептала она. – Это даже страшно немножко.
– Нисколько не страшно. Вы мне нравитесь, Катя, какой же в этом страх?
– Я – вам?!
– Да. А вы разве не заметили?
В этот момент бесшумно подошедший к столику официант одним движением убрал Катину пустую тарелку и другим или даже тем же самым движением поставил перед ней полную, накрытую блестящей полусферической крышкой. Игорь увидел, что она обрадовалась: появление официанта избавило ее от необходимости отвечать на его вопрос.
