– Так… – протянул Звягин. – Лапин тебе перезванивал?
– Нет, – ответила я.
И ведь не соврала! Илья Михайлович, взбудораженный пропажей колье и кольца, начисто позабыл про меня. Ирина оказалась гениальным стратегом. Предвидя эту беседу с Романом Глебовичем, она настояла на моем звонке Лапину и оказалась права. Что бы я сейчас отвечала ему, если б не идея Розовой?
Звягин взял телефон.
– Илья, Козлова вчера просила тебя убрать приз? Так… И почему? Это тебя не оправдывает. Хорошо, работай над вопросом.
Я чуть-чуть расслабила спину.
Дверь кабинета тихо отворилась, появилась секретарша Валентина Львовна, дама лет шестидесяти, единственная из всех сотрудников фирмы обращающаяся к шефу на «ты». Мне помощница босса совсем не нравится. Она беспардонна, всячески подчеркивает свою близость к руководству и беззастенчиво пользуется привилегированным положением. Если у вас с ней произойдет конфликт, нечего даже мечтать об аудиенции у шефа, вы к нему никогда не попадете, поэтому все в «Баке» называют матрону Валюшечкой и тащат ей подарки. Исключение составляет Франсуа. Арни прекрасно понимает, как в нем заинтересован Звягин, и раз в году устраивает Роману профилактическую взбучку – сообщает о своем намерении уйти вместе со всей командой к конкурентам. Старая как мир тактика, но срабатывает. Роман Глебович мигом повышает нам зарплату. Франсуа очень заботится о своих подчиненных, что не мешает ему периодически устраивать мне истерики или разнос за какую-нибудь ерунду.
В среду наш гуру посеял кисть для нанесения румян и превратился в дикого кабана. Хорошо, что продавщицы не владеют французским, иначе б они здорово пополнили свой лексический запас. Арни бушевал минут двадцать, пошвырял на пол все подобострастно принесенные ему новые кисточки, сломал пару палеток с румянами и твердил, как обезумевшее радио:
– Степа, зачем ты потеряла мой любимый инструмент? Как ты посмела его взять?
Потом Арни остыл, полез в сумку за своим успокаивающим спреем и нашел ту самую кисть, выпавшую из чехла. Думаете, Франсуа извинился? Нет! Он безмерно обрадовался и помчался обедать. Но, появляясь в кабинете Звягина с заявлением об уходе, гуру макияжа всегда говорит:
– Останусь, если моим служащим и мне прибавят жалованье.
Вернувшись в наш офис, мсье Арни торжественно произносит:
– Любишь меня, люби и мою собачку. Степа, тебе прибавили оклад.
Обижает ли меня заявление про собачку? Нет, я воспринимаю его как свидетельство хорошего отношения ко мне француза. У него такой принцип: сам своих бью, другим не даю.
– Роман, художник пришел, – сообщила Валентина Львовна. – Говорит, у него нет времени, принес эскиз приглашений на твою свадьбу.
Я чуть не задохнулась. Эскиз приглашений на свадьбу? Роман женится? Мои глаза наполнились слезами, и я тут же закашлялась, только бы не расплакаться. Ну и неделька выдалась! Сначала пропадает кубок, потом я совершенно случайно узнаю о предстоящем бракосочетании Антона с Лерой Тимофеевой, дочерью нашей заведующей складом (кстати, секретарша Валентина и противная Марина Ивановна подруги неразлейвода). Не успела я переварить эти две восхитительные новости, как о своем желании пойти в загс объявила Белка, а теперь вот еще и свадьба Романа Глебовича. Я, конечно, понимала, что долго шеф вдовцом не останется, и вокруг Звягина постоянно крутятся разные блондинки, но все равно слова Валентины меня шокировали. Похоже, в моей жизни началась черная полоса.
– Потом, Валя, – отмахнулся Звягин.
– Художник очень торопится, – настаивала секретарша, – у него дела!
Роман сузил глаза.
– Пусть уходит.
– А приглашения? – удивилась Валентина Львовна. – Там несколько вариантов.
– Скажи излишне занятому «Репину», что заказ отменяется, – приказал босс. – Найдем другого мастера по открыткам. Мне не хочется утруждать человека, который страдает от дефицита времени.
Секретарша исчезла, Звягин посмотрел на меня.
– Ирина подтвердит твои слова?
– Про то, что я положила кубок в шкаф? Конечно, – заверила его я, – убирала коробку на ее глазах.
Роман Глебович встал.
– Степа, вчера вечером Розова сделала попытку украсть кубок.
– Что?! – ахнула я. – Не может быть! Кто вам сказал такую глупость?
Звягин вышел из-за стола и сел в кресло напротив меня.
– Вечером, перед самым закрытием бутика, охрана зашла в ваш офис и на столе Ирины увидела наш большой фирменный пакет, перевязанный ленточками. На вопрос Ильи, что в нем лежит, Розова не дрогнувшим голосом ответила: «Сегодня я приглашена к подруге на новоселье. Купила в отделе аксессуаров два хрустальных подсвечника». Илья вскрыл упаковку, в ней лежал кубок. Ирина разыграла целый спектакль, ее актерским способностям может позавидовать Мерил Стрип. Розова очень натурально удивилась, продемонстрировала чек, и сегодня утром продавщица подтвердила факт приобретения ею канделябров. Но я склонен считать, что подсвечники были куплены для отвода глаз, чтобы вынести из магазина кубок. Охранники на выходе могли спросить чек, в особенности если сотрудник несет большой пакет.
– Нет, нет, – твердила я, – Ирина ни при чем! Она…
Я осеклась. Роман Глебович взял меня за руку.
– Степа, что тебя мучает?
– Ничего, – промямлила я, – все прекрасно.
Звягин неожиданно погладил меня по голове.
– Отлично помню, как много хорошего ты сделала для моей семьи. Понимаю, что рано или поздно ты оценишь любовь Антона и согласишься выйти за него замуж. Я давно считаю тебя близкой родственницей и всегда готов помочь. Что случилось, дорогая? Если возникла проблема, а по твоему опрокинутому лицу ясно, что она существует, то я первый человек, к кому ты можешь обратиться за советом и помощью. Что бы ни произошло, я буду на твоей стороне!
Роман снова погладил меня по голове. Я вдохнула исходящий от него аромат дорогого парфюма и заплакала. И едва слезы покатились по щекам, возненавидела себя. Со школьных лет я борюсь с одной своей особенностью. Если кто-то меня ругает, я никогда не покажу, что задета, буду мило улыбаться в лицо злобному человеку, не доставлю ему радости, не продемонстрирую, как больно мне от его речей. Давно поняла: нет лучшего способа уязвить того, кто хочет тебя оскорбить, чем демонстрация полнейшего пофигизма. Кроме того, я всегда соглашаюсь с людьми, бросающими фразу: «Степашка, ты потолстела!» Эти слова, сказанные в спину модели «доброй» подружкой, впиваются острым жалом между лопаток и ранят больше метко брошенного индейцем томагавка. Девяносто девять манекенщиц из ста тут же запричитают:
«Ой, правда? Вроде вес прежний… Я разжирела? Кошмар! Катастрофа! Боже! Меня снимут с показов! Не будет заказов на съемки в рекламе! Что делать? Сажусь на диету!»
Но я не такая. Я та самая сотая, которая спокойно скажет:
