— Подожди, с той стороны еще дверь, запирается изнутри
на щеколду. Уезжая, мало кто об этом заботится. — Я обошла домик, там тоже
была веранда, но поменьше. Я поднялась и дернула за ручку двери. Дверь
открылась. — Поверить не могу, — сказала я, повалившись на кровать с
панцирной сеткой. Полифем вошел следом. Окинул помещение взглядом и сказал:
— Номер «люкс».
В домике стояли две кровати, шифоньер, стол, два стула и две
тумбочки. Занавески с окон снимали только по окончании сезона. На каждой
кровати лежали свернутые матрасы, по два одеяла, подушки, покрывало и комплект
постельного белья с полотенцами. Заприметив все это богатство, я почувствовала
себя счастливой.
Здесь было холодно. Какое-либо отопление отсутствовало, а
погода не баловала. Я быстро заправила постели, Полифем, несколько уменьшив мою
радость, сказал:
— Стели на полу. — Что ж, на полу тоже неплохо.
Свет включать не стоило из-за соображений конспирации, но глаза с темнотой уже
освоились.
Я сняла кроссовки и поставила их в угол, не питая надежды,
что они когда-нибудь высохнут, стянула одежду, быстро развесив ее на кровати.
— А ты чего ждешь? — спросила Полифема. —
Хочешь схватить воспаление легких?
— Это вряд ли, — сказал он, но стал раздеваться.
Я растерлась полотенцем, вложив в это занятие остатки
жизненных сил, завернулась в одеяло и стала проводить ревизию в своей сумке.
Большинство ампул не вынесло ночных приключений, но кое-что все же осталось. Я
на ощупь нашла шприц и быстро сделала себе укол.
— Иди сюда, — позвала Полифема. Стоя ко мне
спиной, он пытался завернуться в полотенце, а я лишний раз поразилась буйной
фантазии матушки-природы. Мне пришлось звать его дважды, навыков ношения
полотенца на бедрах у него не было, и он заметно маялся.
— Слушай, я же врач, — не выдержала я. — И в
таких обстоятельствах, как сейчас, у меня чисто профессиональное отношение к
твоей особе, так что не пытайся стать меньше ростом, а иди сюда. Завтра ты
должен быть здоров. — В такой комнате ему дышалось явно с трудом, он
выглядел носорогом в клетке.
— Что за дрянь? — подозрительно спросил он, садясь
рядом и косясь на шприц.
— Панацея от всех воспалений на свете, сжимай кулак.
— Ты же ничего не видишь, — заволновался он.
— Еще скажи, что уколов боишься, — фыркнула я.
Мы находились в этом домике не более двадцати минут, а я уже
чувствовала себя молодцом. Покопалась в сумке и нашла пузырек со спиртом.
Быстро себя растерла. Полифем повел носом, а я засмеялась:
— Вовнутрь по глотку останется. Поворачивайся
спиной. — Он покорно повернулся. Я растерла его спину, а потом грудь.
Выглядел он, по-моему, прекрасно, хоть сейчас в бой. — Еще бы съесть чего
и горячего чая, — мечтательно заметила я. — Но и так неплохо.
Я забралась под одеяло, свернулась клубком, подтянув ноги к
самому подбородку, и блаженно зевнула:
— Поверить не могу… — Полифем перебрался в свой угол,
лег на спину, закинув руки за голову и вытянув ноги. Смотрел в потолок.
— Как твое плечо? — спросила я.
— Нормально. На мне как на собаке.
— Это ты вредничаешь?
— Зачем, так и есть.
— Полифем, — позвала я и мысленно чертыхнулась,
вот уж воистину: язык мой — враг мой. — Извини, — очень на себя
разозлившись, попросила я.
— Зови, как удобней. Мне все равно.
— А мне не все равно. — Я тоже в потолок
уставилась, в крайней досаде. Тут он голову приподнял, посмотрел на меня и
спросил:
— Что, очень похож?
— На кого? — растерялась я.
— На циклопа этого.
— Откуда мне знать, что я с ним, чай пила?
— Но ты ж его видела?
— С ума сошел? Где, интересно? Если и жил он на свете,
то умер задолго до того, как наши с тобой предки с дерева слезли.
— А я его видел, в кино. Жуткий урод и придурок,
по-моему.
— С одним глазом во лбу красивым быть трудно, а об уме
циклопов по единичному примеру мы судить не можем. В семье, как известно, не
без дурака. Одиссей тоже хорош, поступил с ним по-свински, напоил и глаз
выколол. Единственный.
— Так он их сожрать хотел.
— Они для него и были едой, как овцы или сыр.
Маленькие, бегают под ногами, точно блохи. Лови и ешь. Хотя существо с мозгами
блох есть не станет. — Я примолкла и подумала: «Мама моя, да это белая
горячка. Защитная речь о циклопах. Одиссей мне не нравится… Может, еще
кольнуться?» — Эй! — позвала я. — Прозвище будем считать неудачным, и
ты вполне можешь считать, что у меня, как у всех коротышек, злобная зависть к
высоким людям. Идет?
— Да не суетись ты… — сказал он лениво. — По мне,
хоть горшком зови. Глупо обращать внимание на слова.
— Да? — Я заинтересовалась. — А на что не
глупо?
— Ну… на то, что человек делает или не делает.
— Это мудро, — кивнула я. — Вот ты, к
примеру, жизнью рисковал, меня спасая. Как я должна это расценить?
— А у тебя мозги есть?
— Да вроде были.
— Ну так и думай.
— Тяжело с тобой, Коля.
— С тобой тоже не водка с огурцом.
— Как, как? — засмеялась я. — Такого я еще не
слышала. Сам придумал?
— Я сам ничего не придумываю. У меня голова большая, а
мозг маленький.
— Нормальный у тебя мозг, — утешила я. — А
мужик ты занятный… Дядя Юра тебе кто?
— Не приставай с ним, — проворчал он и даже на бок
лег и от меня отвернулся.
— Ты ему чем-то обязан?
— Ага.
— Чем?
— Да всем, устраивает?
— Не очень. Туманно, а я люблю поконкретней. Давай
начнем с простого. Где вы с ним познакомились?
Он засмеялся:
— Ты, Маринка, как следователь. Уж больно хитрая. Про
дядю Юру я тебе уже все рассказал: помер он.
— А я так не думаю.
— И правильно. На то человеку мозги и даны, чтоб он
других не слушал, а сам до всего дойти мог.
