Прочесав сад, я убедилась, что хозяин дачи был эстетом, а о
хлебе насущном и вовсе не думал: вокруг море цветов, десяток плодовых деревьев
без признака урожая и грядка разномастной травы, из которой я узнала петрушку и
кинзу. С яйцом может получиться отличный салат, если я отыщу майонез и,
конечно, хлеб. В общем, выходило, что дачу мне придется на время покинуть и
запастись пропитанием.
Машину я решила не трогать, отправилась пешком. Очень скоро
мне повезло: я заметила молодую женщину с объемной, но пустой сумкой, она шла
быстро и явно целенаправленно. Я пристроилась чуть сзади, и минут через
двадцать мы вышли к магазину. Теперь я знала, что с голоду не умру.
* * *
На даче я жила уже четвертый день. Залечивала раны и отъедалась,
исправно слушая губернские новости. Ничего интересного. О перестрелке в доме
Юрия Петровича ни слова, так же как и о его смерти. Впрочем, он не президент,
так что сообщение о кончине могло затеряться. После обеда я задумалась о том,
какое сегодня число, и вдруг поняла, что завтра кончается мой отпуск. То есть
завтра я должна быть на работе. Боже ты мой… Придется возвращаться в город. Я
быстро собралась, спрятала ключ под ведро в кустах роз и покинула гостеприимный
кров.
Город показался до того обыденным, что в настоящую опасность
просто не верилось. Но в зеркало я смотрела внимательно, а пистолет, на всякий
случай, лежал под передним сиденьем. К больнице я подъехала ближе к пяти,
надеясь застать начальство на рабочем месте. Так оно и вышло. Начальство
смотрело сурово, но с любопытством, и сразу же задало вопрос:
— Что происходит, Марина Сергеевна? Приходят какие-то
люди, расспрашивают персонал, вами интересуются.
— Да? — попыталась я изобразить удивление.
— Да, — кивнул он и посуровел еще больше.
— Может, это как-то связано с тем случаем исчезновения
больного? — предположила я. Тот случай начальство не любило.
— Не знаю, Марина Сергеевна, но все это более чем
странно.
Я вздохнула и сказала:
— Нельзя ли мне продлить отпуск, без содержания,
разумеется?
— Интересно, кто будет работать? — хмыкнул
шеф. — Кстати, час назад заходил какой-то тип совершенно немыслимого вида
и интересовался датой вашего выхода на работу.
— Это благодарные пациенты, — пояснила я, но
испугалась. — И что вы ответили?
— Сказал, что ждем вас завтра, а сегодня вы должны
заехать, уточнить свой график.
— Я вам очень благодарна, — без иронии сказала
я. — Так что с отпуском?
— Идите, Марина Сергеевна, сегодня у вас еще есть время
отдохнуть.
— Хорошо, — кивнула я, схватила два листа бумаги и
быстро написала заявление. Шеф взирал неодобрительно, но несколько
растерянно. — Вот, — сказала я. — На выбор: одно на отпуск,
другое на увольнение.
— Месяц отработки, — быстро сказал он.
— Придется вам уволить меня за прогулы.
Я пошла к дверям, и тут шеф меня несказанно удивил.
— Марина, — позвал он, и голос звучал странно,
никаких тебе начальственных интонаций. Я повернулась к нему, он из-за стола
поднялся и подошел ко мне. — Плохи дела? — спросил тихо. Что я могла
ему ответить? — Ясно, — сказал он. — Тот тип, что тебя
спрашивал, до сих пор крутится здесь. Вот, посмотри.
Мы подошли к окну. В тенечке, за невысоким заборчиком,
прогуливался подручный Беспалого, на днях поразивший меня своей невероятной
шириной. С высоты второго этажа он казался похожим на пивную бочку. Широкий
неумолимо приближался к стоянке, еще несколько минут, и он заметит мою машину.
Это понял и мой шеф.
— Туда тебе нельзя, — сказал он, голос звучал
хрипло.
— Нельзя, — согласилась я и пошла к двери.
— Моя машина у бокового входа. Стекла тонированные, он
тебя не заметит. — Я слегка растерялась, а шеф протянул мне ключи. —
Давай. О работе не беспокойся.
Я подумала и решилась.
— Павел Степанович, — сказала, — у меня в
машине под передним сиденьем пистолет… — По моему мнению, глаза у него должны
были вылезти на лоб.
— Ты хочешь, чтобы я его принес? — спокойно
спросил он, а я улыбнулась:
— Я хотела бы, чтобы вы его спрятали…
— Но он тебе нужен?
Тут я вздохнула:
— Мне с ним спокойнее.
— Хорошо, давай ключи. — Он зашагал к выходу.
Из окна я видела, как Павел Степанович не спеша подошел к
моей машине, открыл ее, завел, и совершенно не обращая внимания на
засуетившуюся пивную бочку, отогнал на стоянку для служебного транспорта, запер
дверь и крикнул в никуда, но довольно громко:
— Володя, присмотри за машиной, Марина Сергеевна
попросила оставить на пару дней, — и зашагал к приемному покою, держа руки
в карманах.
Широкий стал проявлять активность, метнулся в одну сторону,
потом в другую, но охватить здание больницы взглядом при всем желании не мог.
Радовалась я рано. Широкий извлек из кармана пиджака телефон и стал с кем-то
объясняться, жестикулируя так, что непременно должен был уронить его, но не
уронил. Тут я заприметила сразу несколько стриженых мальчиков, они шли от
стоянки очень быстро, а потом рассредоточились: значит, будут пастись у каждого
выхода. Не страшно. Больницу я знаю гораздо лучше, чем они, и уж как-нибудь
выберусь.
Вернулся Павел Степанович, протянул мне пистолет недрогнувшей
рукой и заявил:
— Этот тип не один. — Я кивнула, сунула оружие в
карман куртки и застегнула «молнию». — Ты ведь не собираешься им
воспользоваться?
— Надеюсь, что нет. — Я пошла к двери. — Я
оставлю машину на стоянке вашего дома. Ключ брошу в почтовый ящик. — И
добавила:
— Если вы, конечно, не передумали.
— Я не передумал. Вопрос, сможешь ли ты добраться до
машины.
— Смогу.
— Через автоклав?
— Конечно.
— Не знаю, что говорят в таких случаях. Удачи тебе.
— А вы авантюрист, — улыбнулась я. — Ни за
что бы не подумала.
Автоклав помещался в подвале. Я добралась туда совершенно
спокойно. Парни не решались искать меня в огромном здании, понимая всю
бесперспективность подобного шага, и сосредоточились на выходах. Я прошла
подвал, толкнула металлическую дверь и оказалась на улице.
