– Девоньки, если вы не определились со звездой, которая будет приводить в божеский вид вашу очередную победительницу, могу порекомендовать замечательного парня.
И протянула Ленке листок, где были перечислены награды и титулы стилиста. Водовозовой кандидатура понравилась. А еще ее подкупила совсем не запредельная сумма, которую Кирилл запросил за работу. До прихода Зины мы беседовали с тройкой зазнавшихся парикмахеров, которые, услышав, что их приглашает фирма «Бак», мгновенно выставляли поражающий воображение счет. А Кошечкин вполне разумно назвал среднюю цену, и Водовозова договорилась с ним.
Однако, как интересно порой складываются обстоятельства. Кирюша оказался приятным парнем, приютил меня, в одночасье ставшую бездомной, а я, помогая Лизе, пришла к ней извиняться и узнала, что она и Зина Панина – подруги детства.
– Тебя не удивляет, что на снимке нет моей матери? – спросила ничего не подозревающая о моих мыслях Лизавета.
– Может, она вас фотографирует? – предположила я, продолжая думать о гримасах судьбы.
Семенова не знает о смерти Зины. Как же мне поступить? Если честно, я не хочу стать гонцом, принесшим печальную весть. Почему Кошечкин не сообщил Лизе о несчастье? Похоже, он сам не в курсе. Кирюша общался с Зиной от случая к случаю и, вероятно, пока не слышал о трагедии на бензоколонке. И что мне делать?
– Нет, моя мать, Елена Ивановна, ушла от отца, – поморщилась Елизавета. – Тогда закончилось мое счастливое детство. Бабушка и папа еле-еле упросили маму отпустить меня к ним на дачу, хотели устроить мне праздник. И я его запомнила на всю жизнь, потому что он был последним. Больше ради меня гостей не собирали.
– Родная мать тебя не поздравляла? – поразилась я.
– Она влюбилась в Петра Михайловича Семенова и была слишком занята собой, – сухо произнесла Елизавета.
Она минуту помолчала, а затем продолжила рассказ о своей семье – какой-то… отстраненный, что ли, будто говорила не о родных, а о совершенно посторонних людях.
– Мой папа, тихий, скромный доктор наук, был подкаблучником, на все требования и упреки супруги у него был один ответ: «Как хочешь, дорогая». Бабушка, учительница русского языка и литературы, понимала, как сын любит жену, и прощала невестке все. Мать не знала забот, меня воспитывала свекровь. Я к пяти годам читала, писала, бойко лопотала стихи на французском, посещала музыкальные занятия. По воскресеньям или папа, или бабуля водили меня в театр, консерваторию, музей. Библиотека в доме была огромная, на ночь мне читали Диккенса, Джека Лондона, Майн Рида. Я не слышала ни скандалов, ни ругани, знала, что аккуратные девочки каждый вечер принимают ванну, говорят всем спокойной ночи, а затем ложатся в кроватку, и им туда приносят стакан теплого молока. А потом – упс! Мама меня увезла из города. Ей хотелось жить, как она говорила, не с рохлей, мямлей, половой тряпкой, а с настоящим мужиком. Переела она сладкого, потянуло на горькое… Папа с бабушкой умоляли ее оставить дочку им. Но нет, та не согласилась. По большому счету, я матери и не нужна была, просто ей хотелось сделать им больно. Поэтому я очутилась в деревне. И пошла совсем другая жизнь. Мать потребовала от бывшего супруга отказаться от ребенка, а отчим решил удочерить меня. Родной мой отец, привыкший подчиняться авторитарной жене, без сопротивления подписал документы. Оцени ситуацию: я стала Елизаветой Петровной Семеновой, а папа продолжал платить алименты. Бабуля была слишком интеллигентна, чтобы бороться за меня. Прямо вижу, как она вскидывает безупречно причесанную голову и заявляет: «Никогда не стану мараться скандалом». А папа просто не умел бороться. И никто из них не подумал о маленькой девочке, каково ей жить на селе с пьющим отчимом и очумевшей от страсти матерью. Отец умер через пару лет после развода, бабушка быстро ушла следом за ним. Квартиру в столице они завещали мне, но я по малолетству не могла распоряжаться наследством, жилплощадь перешла к опекуну – к матери, Елене Ивановне. А она уже тогда начала бухать наравне с мужем, и большую трешку они пропили за год, я осталась без крыши над головой. Дальше продолжать?
– Не надо, – произнесла я.
Лиза потерла рукой шею.
– А вот у Зины жизнь сложилась иначе. Борис Анатольевич после смерти оставил большие деньги. Он был стоматолог, работал на дому, его родные ни в чем себе не отказывали. Глава семьи всю жизнь собирал солдатиков, но даже его хобби не опустошало карман Панина.
– Солдатиков? – засмеялась я. – Маленькие фигурки? Кому они нужны?
Елизавета засунула альбом под подушку.
– Ты не в курсе дела. Коллекционеры – люди со сдвинутыми мозгами. Какова ценность пустой сигаретной пачки? Ее судьба быть смятой и выброшенной. Но есть психи, которые кладут упаковку в витрину и любуются ею. Борис Анатольевич свихнулся на фигурках военных. В квартире Паниных стены во всех комнатах представляли собой стеклянные шкафы с полками, заставленными солдатиками. Помню, как ругалась Алла Семеновна, домработница. Борис Анатольевич не разрешал трогать экспонаты, но ведь пыль оседает повсюду! И один раз разразился ужасный скандалище. Борис Анатольевич уже болел, его положили в клинику. Я только-только перебралась в Москву и временно поселилась у Зины. Квартира у Паниных просторная, вот я и пользовалась гостеприимством подруги. Дело было под Пасху. Алла Семеновна решила воспользоваться отсутствием хозяина и затеяла генеральную уборку. Привела своего мужа, Марка, дочь Ирину, меня подключила, велела нам очень аккуратно фигурки вынимать, протирать и точно на прежнее место возвращать. А солдатики стояли по сражениям – на одной полке Бородинское, на другой битва при Гастингсе и так далее. Устали мы как собаки, сели поесть. Тут Зина и говорит: «Тетя Алла, а королевских солдат тоже мыть надо. Папа вам ключ оставил?» Домработница на нее зыркнула и очень недовольно сказала: «Не болтай глупости при посторонних, пей чай молча». Зина заткнулась, а мне обидно стало, что чужая – именно я. А потом меня любопытство разобрало: что за королевские солдаты? Дождалась я, пока Клюевы…
– Кто? – подскочила я, прервав рассказчицу.
– Фамилия домработницы была Клюева, – пояснила Лиза. – Я ее с раннего детства помню – хозяйство вела, а дядя Марк все в доме чинил. Вот Ирина, дочь их, редко появлялась, она старше нас с Зиной, мы ей не компания были, поэтому я девушку плохо знала, видела несколько раз, последний – в тот памятный день генеральной уборки.
– Ирина Марковна Клюева… – протянула я. – Разве она не тетка Зинаиды?
Глава 26
– Ты с ней знакома? – удивилась Лиза.
– Клюева – директор бутика «Бак», – пробормотала я, – на фирме все считали ее и Зину теткой и племянницей.
– Оригинально! – фыркнула Елизавета. – Никого из близких у Зины нет, все умерли. Если это та Ирина Клюева, то она Паниной никто. Я не знала, что они подружились. Ну так вот. Пристала я к Зинке с вопросами, как смола прилипла, а она дурочкой прикинулась, бубнила: «Какие королевские солдаты? Ты неправильно меня поняла». Но я не отставала, и Зинка все же раскололась. Оказалось, что в коллекции есть большая ценность – набор крохотных солдатиков, которые были сделаны для Карла Первого. Они спрятаны в сейфе. Ключи от него Борис Анатольевич носит при себе, изредка достает фигурки и любуется ими. Один раз показал «полк» дочери и объяснил: «Головные уборы у солдат, вырезанных из слоновой кости, золотые, оружие серебряное. Этот набор – жемчужина моей коллекции, стоит огромных денег. Получил я его случайно. На аукционе «Сотбис» за этот раритет миллионы отвалят, и не рублей. Это, Зиночка, твое наследство, безбедная жизнь тебе обеспечена. Когда я умру, можешь распродавать коллекцию, но это собрание не трогай, оно с каждым годом будет дорожать. Не сглупи, дочка! Никому ни слова о том, что дома подобное хранится. Дойдет слух до злых людей – нас ограбят».
