Глава 21
Полет
Невидима и свободна! Невидима и свободна! Пролетев по своему
переулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этот
заплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверью
нефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах,
она перерезала в одно мгновение и тут усвоила, что, даже будучи совершенно
свободной и невидимой, все же и в наслаждении нужно быть хоть немного
благоразумной. Только каким-то чудом затормозившись, она не разбилась насмерть
о старый покосившийся фонарь на углу. Увернувшись от него, Маргарита покрепче
сжала щетку и полетела помедленнее, вглядываясь в электрические провода и
вывески, висящие поперек тротуара.
Третий переулок вел прямо к Арбату. Здесь Маргарита
совершенно освоилась с управлением щеткой, поняла, что та слушается малейшего
прикосновения рук или ног и что, летя над городом, нужно быть очень
внимательной и не очень буйствовать. Кроме того, совершенно ясно стало уже в переулке,
что прохожие летунью не видят. Никто не задирал головы, не кричал «Гляди,
гляди!», не шарахался в сторону, не визжал и не падал в обморок, диким смехом
не хохотал.
Маргарита летела беззвучно, очень медленно и невысоко,
примерно на уровне второго этажа. Но и при медленном лете, у самого выхода на
ослепительно освещенный Арбат, она немного промахнулась и плечом ударилась о
какой-то освещенный диск, на котором была нарисована стрела. Это рассердило
Маргариту. Она осадила послушную щетку, отлетела в сторону, а потом, бросившись
на диск внезапно, концом щетки разбила его вдребезги. Посыпались с грохотом
осколки, прохожие шарахнулись, где-то засвистели, а Маргарита, совершив этот
ненужный поступок, расхохоталась. «На Арбате надо быть еще поосторожнее, –
подумала Маргарита, – тут столько напутано всего, что и не разберешься». Она
принялась нырять между проводами. Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов,
автобусов и легковых машин, а по тротуарам, как казалось сверху Маргарите,
плыли реки кепок. От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пасти
ночных магазинов. «Э, какое месиво! – сердито подумала Маргарита, – тут
повернуться нельзя». Она пересекла Арбат, поднялась повыше, к четвертым этажам,
и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра проплыла в узкий
переулок с высокими домами. Все окна были открыты, и всюду слышалась в окнах
радиомузыка. Из любопытства Маргарита заглянула в одно из них. Увидела кухню.
Два примуса ревели на плите, возле них стояли две женщины с ложками в руках и
переругивались.
– Свет надо тушить за собой в уборной, вот что я вам скажу,
Пелагея Петровна, – говорила та женщина, перед которой была кастрюля с какой-то
снедью, от которой валил пар, – а то мы на выселение на вас подадим!
– Сами вы хороши, – отвечала другая.
– Обе вы хороши, – звучно сказала Маргарита, переваливаясь
через подоконник в кухню. Обе ссорящиеся повернулись на голос и замерли с
грязными ложками в руках. Маргарита осторожно протянула руку между ними,
повернула краны в обоих примусах и потушила их. Женщины охнули и открыли рты.
Но Маргарита уже соскучилась в кухне и вылетела в переулок.
В конце его ее внимание привлекла роскошная громада
восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и,
приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двери
широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы
швейцара и что над дверьми золотом выведена надпись: «Дом Драмлита».
Маргарита щурилась на надпись, соображая, что бы могло
означать слово «Драмлит». Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд,
толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене черную
громадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилии
жильцов. Венчающая список надпись «Дом драматурга и литератора» заставила
Маргариту испустить хищный задушенный вопль. Поднявшись в воздух повыше, она
жадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников,
Латунский...
– Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь это
же он! Это он погубил мастера.
Швейцар у дверей, выкатив глаза и даже подпрыгивая от
удивления, глядел на черную доску, стараясь понять такое чудо: почему это
завизжал внезапно список жильцов. А Маргарита в это время уже поднималась
стремительно вверх по лестнице, повторяя в каком-то упоении:
– Латунский – восемьдесят четыре! Латунский – восемьдесят
четыре...
Вот налево – 82, направо – 83, еще выше, налево – 84. Вот и
карточка – «О. Латунский».
Маргарита соскочила со щетки, и разгоряченные ее подошвы
приятно охладила каменная площадка. Маргарита позвонила раз, другой. Но никто
не открывал. Маргарита стала сильнее жать кнопку и сама слышала трезвон,
который поднялся в квартире Латунского. Да, по гроб жизни должен быть
благодарен покойному Берлиозу обитатель квартиры N 84 в восьмом этаже за то,
что председатель МАССОЛИТа попал под трамвай, и за то, что траурное заседание
назначили как раз на этот вечер. Под счастливой звездой родился критик Латунский.
Она спасла его от встречи с Маргаритой, ставшей ведьмой в эту пятницу!
Никто не открывал. Тогда во весь мах Маргарита понеслась
вниз, отсчитывая этажи, долетела донизу, вырвалась на улицу и, глядя вверх,
отсчитала и проверила этажи снаружи, соображая, какие именно окна квартиры
Латунского. Несомненно, что это были пять темных окон на углу здания, в восьмом
этаже. Уверившись в этом, Маргарита поднялась в воздухе и через несколько
секунд сквозь открытое окно входила в неосвещенную комнату, в которой серебрилась
только узенькая дорожка от луны. По ней пробежала Маргарита, нашарила
выключатель. Через минуту вся квартира была освещена. Щетка стояла в углу.
Удостоверившись, что дома никого нету, Маргарита открыла дверь на лестницу и
проверила, тут ли карточка. Карточка была на месте, Маргарита попала туда, куда
нужно было.
Да, говорят, что и до сих пор критик Латунский бледнеет,
вспоминая этот страшный вечер, и до сих пор с благоговением произносит имя
Берлиоза. Совершенно неизвестно, какою темной и гнусной уголовщиной
ознаменовался бы этот вечер, – по возвращении из кухни Маргариты в руках у нее
оказался тяжелый молоток.
Нагая и невидимая летунья сдерживала и уговаривала себя,
руки ее тряслись от нетерпения. Внимательно прицелившись, Маргарита ударила по
клавишам рояля, и по всей квартире пронесся первый жалобный вой. Исступленно
кричал ни в чем не повинный беккеровский кабинетный инструмент. Клавиши на нем
провалились, костяные накладки летели во все стороны. Со звуком револьверного
выстрела лопнула под ударом молотка верхняя полированная дека. Тяжело дыша,
Маргарита рвала и мяла молотком струны. Наконец, уставши, отвалилась, бухнулась
в кресло, чтобы отдышаться.
