– Без драм, без драм, – гримасничая, отозвался Азазелло, – в
мое положение тоже нужно входить. Надавать администратору по морде, или
выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, или какой-нибудь еще
пустяк в этом роде, это моя прямая специальность, но разговаривать с
влюбленными женщинами – слуга покорный. Ведь я вас полчаса уже уламываю. Так
едете?
– Еду, – просто ответила Маргарита Николаевна.
– Тогда потрудитесь получить, – сказал Азазелло и, вынув из
кармана круглую золотую коробочку, протянул ее Маргарите со словами: – Да
прячьте же, а то прохожие смотрят. Она вам пригодится, Маргарита Николаевна. Вы
порядочно постарели от горя за последние полгода. (Маргарита вспыхнула, но
ничего не ответила, а Азазелло продолжал.) Сегодня вечером, ровно в половину
десятого, потрудитесь, раздевшись донага, натереть этой мазью лицо и все тело.
Дальше делайте, что хотите, но не отходите от телефона. В десять я вам позвоню
и все, что нужно, скажу. Вам ни о чем не придется заботиться, вас доставят куда
нужно, и вам не причинят никакого беспокойства. Понятно?
Маргарита помолчала, потом ответила:
– Понятно. Эта вещь из чистого золота, видно по тяжести. Ну
что же, я прекрасно понимаю, что меня подкупают и тянут в какую-то темную
историю, за которую я очень поплачусь.
– Это что же такое, – почти зашипел Азазелло, – вы опять?
– Нет, погодите!
– Отдайте обратно помаду.
Маргарита крепче зажала в руке коробку и продолжала:
– Нет, погодите... Я знаю, на что иду. Но иду на все из-за
него, потому что ни на что в мире больше надежды у меня нет. Но я хочу вам
сказать, что, если вы меня погубите, вам будет стыдно! Да, стыдно! Я погибаю
из-за любви! – и, стукнув себя в грудь, Маргарита глянула на солнце.
– Отдайте обратно, – в злобе зашипел Азазелло, – отдайте
обратно, и к черту все это. Пусть посылают Бегемота.
– О нет! – воскликнула Маргарита, поражая проходящих, –
согласна на все, согласна проделать эту комедию с натиранием мазью, согласна
идти к черту на куличики. Не отдам!
– Ба! – вдруг заорал Азазелло и, вылупив глаза на решетку
сада, стал указывать куда-то пальцем.
Маргарита повернулась туда, куда указывал Азазелло, но
ничего особенного не обнаружила. Тогда она обернулась к Азазелло, желая
получить объяснение этому нелепому «ба!», Но давать это объяснение было некому:
таинственный собеседник Маргариты Николаевны исчез. Маргарита быстро сунула
руку в сумочку, куда перед этим криком спрятала коробочку, и убедилась, что она
там. Тогда, ни о чем не размышляя, Маргарита торопливо побежала из
Александровского сада вон.
Глава 20
Крем Азазелло
Луна в вечернем чистом небе висела полная, видная сквозь
ветви клена. Липы и акации разрисовали землю в саду сложным узором пятен.
Трехстворчатое окно в фонаре, открытое, но задернутое шторой, светилось бешеным
электрическим светом. В спальне Маргариты Николаевны горели все огни и освещали
полный беспорядок в комнате. На кровати на одеяле лежали сорочки, чулки и
белье, скомканное же белье валялось просто на полу рядом с раздавленной в
волнении коробкой папирос. Туфли стояли на ночном столике рядом с недопитой
чашкой кофе и пепельницей, в которой дымил окурок, на спинке стула висело
черное вечернее платье. В комнате пахло духами, кроме того, в нее доносился
откуда-то запах раскаленного утюга.
Маргарита Николаевна сидела перед трюмо в одном купальном
халате, наброшенном на голое тело, и в замшевых черных туфлях. Золотой браслет
с часиками лежал перед Маргаритой Николаевной рядом с коробочкой, полученной от
Азазелло, и Маргарита не сводила глаз с циферблата. Временами ей начинало
казаться, что часы сломались и стрелки не движутся. Но они двигались, хотя и
очень медленно, как будто прилипая, и наконец <длинная стрелка упала на
двадцать девятую минуту десятого>. Сердце Маргариты страшно стукнуло, так
что она не смогла даже сразу взяться за коробочку. Справившись с собою,
Маргарита открыла ее и увидела в коробочке жирный желтоватый крем. Ей
показалось, что он пахнет болотной тиной. Кончиком пальца Маргарита выложила
небольшой мазочек крема на ладонь, причем сильнее запахло болотными травами и
лесом, и затем ладонью начала втирать крем в лоб и щеки. Крем легко мазался и,
как показалось Маргарите, тут же испарялся. Сделав несколько втираний,
Маргарита глянула в зеркало и уронила коробочку прямо на стекло часов, от чего
оно покрылось трещинами. Маргарита закрыла глаза, потом глянула еще раз и бурно
расхохоталась.
Ощипанные по краям в ниточку пинцетом брови сгустились и
черными ровными дугами легли над зазеленевшими глазами. Тонкая вертикальная
морщинка, перерезавшая переносицу, появившаяся тогда, в октябре, когда пропал
мастер, бесследно пропала. Исчезли и желтенькие тени у висков, и две чуть
заметные сеточки у наружных углов глаз. Кожа щек налилась ровным розовым
цветом, лоб стал бел и чист, а парикмахерская завивка волос развилась.
На тридцатилетнюю Маргариту из зеркала глядела от природы
кудрявая черноволосая женщина лет двадцати, безудержно хохочущая, скалящая
зубы.
Нахохотавшись, Маргарита выскочила из халата одним прыжком и
широко зачерпнула легкий жирный крем и сильными мазками начала втирать его в
кожу тела. Оно сейчас же порозовело и загорелось. Затем мгновенно, как будто из
мозга выхватили иголку, утих висок, нывший весь вечер после свидания в
Александровском саду, мускулы рук и ног окрепли, а затем тело Маргариты
потеряло вес.
Она подпрыгнула и повисла в воздухе невысоко над ковром,
потом ее медленно потянуло вниз, и она опустилась.
– Ай да крем! Ай да крем! – закричала Маргарита, бросаясь в
кресло.
Втирания изменили ее не только внешне. Теперь в ней во всей,
в каждой частице тела, вскипала радость, которую она ощутила, как пузырьки,
колющие все ее тело. Маргарита ощутила себя свободной, свободной от всего.
Кроме того, она поняла со всей ясностью, что именно случилось то, о чем утром
говорило предчувствие, и что она покидает особняк и прежнюю свою жизнь
навсегда. Но от этой прежней жизни все же откололась одна мысль о том, что
нужно исполнить только один последний долг перед началом чего-то нового,
необыкновенного, тянущего ее наверх, в воздух. И она, как была нагая, из
спальни, то и дело взлетая на воздух, перебежала в кабинет мужа и, осветив его,
кинулась к письменному столу. На вырванном из блокнота листе она без помарок
быстро и крупно карандашом написала записку:
«Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю
навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий,
поразивших меня. Мне пора. Прощай. Маргарита».
