– Ох, как мне не везет! – воскликнул он, но тут же
спохватился, извинился и спросил: – А как ваша фамилия?
– Бездомный.
– Эх, эх... – сказал гость, морщась.
– А вам, что же, мои стихи не нравятся? – с любопытством
спросил Иван.
– Ужасно не нравятся.
– А вы какие читали?
– Никаких я ваших стихов не читал! – нервно воскликнул
посетитель.
– А как же вы говорите?
– Ну, что ж тут такого, – ответил гость, – как будто я
других не читал? Впрочем... разве что чудо? Хорошо, я готов принять на веру.
Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван.
Клятву скрепили рукопожатием, и тут из коридора донеслись
мягкие шаги и голоса.
– Тсс, – шепнул гость и, выскочив на балкон, закрыл за собою
решетку.
Заглянула Прасковья Федоровна, спросила, как Иван себя
чувствует и желает ли он спать в темноте или со светом. Иван попросил свет
оставить, и Прасковья Федоровна удалилась, пожелав больному спокойной ночи. И
когда все стихло, вновь вернулся гость.
Он шепотом сообщил Ивану, что в 119-ю комнату привезли
новенького, какого-то толстяка с багровой физиономией, все время бормочущего
что-то про какую-то валюту в вентиляции и клянущегося, что у них на Садовой
поселилась нечистая сила.
– Пушкина ругает на чем свет стоит и все время кричит:
«Куролесов, бис, бис!» – говорил гость, тревожно дергаясь. Успокоившись, он
сел, сказал: – А впрочем, бог с ним, – и продолжил беседу с Иваном: – Так из-за
чего же вы попали сюда?
– Из-за Понтия Пилата, – хмуро глянув в пол, ответил Иван.
– Как? – забыв осторожность, крикнул гость и сам себе зажал
рот рукой, – потрясающее совпадение! Умоляю, умоляю, расскажите!
Почему-то испытывая доверие к неизвестному, Иван,
первоначально запинаясь и робея, а потом осмелев, начал рассказывать вчерашнюю
историю на Патриарших прудах. Да, благодарного слушателя получил Иван
Николаевич в лице таинственного похитителя ключей! Гость не рядил Ивана в
сумасшедшие, проявил величайший интерес к рассказываемому и по мере развития
этого рассказа, наконец, пришел в восторг. Он то и дело прерывал Ивана
восклицаниями:
– Ну, ну! Дальше, дальше, умоляю вас. Но только, ради всего
святого, не пропускайте ничего!
Иван ничего и не пропускал, ему самому было так легче
рассказывать, и постепенно добрался до того момента, как Понтий Пилат в белой
мантии с кровавым подбоем вышел на балкон.
Тогда гость молитвенно сложил руки и прошептал:
– О, как я угадал! О, как я все угадал!
Описание ужасной смерти Берлиоза слушающий сопроводил
загадочным замечанием, причем глаза его вспыхнули злобой:
– Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было
критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича, – и исступленно, но беззвучно
вскричал: – Дальше!
Кот, плативший кондукторше, чрезвычайно развеселил гостя, и
он давился от тихого смеха, глядя, как взволнованный успехом своего
повествования Иван тихо прыгал на корточках, изображая кота с гривенником возле
усов.
– И вот, – рассказав про происшествие в Грибоедове,
загрустив и затуманившись, Иван закончил: – Я и оказался здесь.
Гость сочувственно положил руку на плечо бедного поэта и
сказал так:
– Несчастный поэт! Но вы сами, голубчик, во всем виноваты.
Нельзя было держать себя с ним столь развязно и даже нагловато. Вот вы и
поплатились. И надо еще сказать спасибо, что все это обошлось вам сравнительно
дешево.
– Да кто же он, наконец, такой? – в возбуждении потрясая
кулаками, спросил Иван.
Гость вгляделся в Ивана и ответил вопросом:
– А вы не впадете в беспокойство? Мы все здесь люди
ненадежные... Вызова врача, уколов и прочей возни не будет?
– Нет, нет! – воскликнул Иван, – скажите, кто он такой?
– Ну хорошо, – ответил гость и веско и раздельно сказал: –
Вчера на Патриарших прудах вы встретились с сатаной.
Иван не впал в беспокойство, как и обещал, но был все-таки
сильнейшим образом ошарашен.
– Не может этого быть! Его не существует.
– Помилуйте! Уж кому-кому, но не вам это говорить. Вы были
одним, по-видимому, из первых, кто от него пострадал. Сидите, как сами
понимаете, в психиатрической лечебнице, а все толкуете о том, что его нет.
Право, это странно!
Сбитый с толку Иван замолчал.
– Лишь только вы начали его описывать, – продолжал гость, –
я уже стал догадываться, с кем вы вчера имели удовольствие беседовать. И,
право, я удивляюсь Берлиозу! Ну вы, конечно, человек девственный, – тут гость
опять извинился, – но тот, сколько я о нем слышал, все-таки хоть что-то читал!
Первые же речи этого профессора рассеяли всякие мои сомнения. Его нельзя не
узнать, мой друг! Впрочем, вы... вы меня опять-таки извините, ведь, я не
ошибаюсь, вы человек невежественный?
– Бесспорно, – согласился неузнаваемый Иван.
– Ну вот... ведь даже лицо, которое вы описывали... разные
глаза, брови! Простите, может быть, впрочем, вы даже оперы «Фауст» не слыхали?
Иван почему-то страшнейшим образом сконфузился и с пылающим
лицом что-то начал бормотать про какую-то поездку в санаторий в Ялту...
– Ну вот, ну вот... неудивительно! А Берлиоз, повторяю, меня
поражает. Он человек не только начитанный, но и очень хитрый. Хотя в защиту его
я должен сказать, что, конечно, Воланд может запорошить глаза и человеку
похитрее.
– Как?! – в свою очередь крикнул Иван.
– Тише!
Иван с размаху шлепнул себя ладонью по лбу и засипел:
– Понимаю, понимаю. У него буква «В» была на визитной
карточке. Ай-яй-яй, вот так штука! – он помолчал некоторое время в смятении,
всматриваясь в луну, плывущую за решеткой, и заговорил: – Так он, стало быть,
действительно мог быть у Понтия Пилата? Ведь он уж тогда родился? А меня
сумасшедшим называют! – прибавил Иван, в возмущении указывая на дверь.
Горькая складка обозначилась у губ гостя.
