Глава 12
Черная магия и ее разоблачение
Маленький человек в дырявом желтом котелке и с грушевидным
малиновым носом, в клетчатых брюках и лакированных ботинках выехал на сцену
Варьете на обыкновенном двухколесном велосипеде. Под звуки фокстрота он сделал
круг, а затем испустил победный вопль, от чего велосипед поднялся на дыбы.
Проехавшись на одном заднем колесе, человек перевернулся вверх ногами,
ухитрился на ходу отвинтить переднее колесо и пустить его за кулисы, а затем
продолжал путь на одном колесе, вертя педали руками.
На высокой металлической мачте с седлом наверху и с одним
колесом выехала полная блондинка в трико и юбочке, усеянной серебряными
звездами, и стала ездить по кругу. Встречаясь с ней, человек издавал
приветственные крики и ногой снимал с головы котелок.
Наконец, прикатил малютка лет восьми со старческим лицом и
зашнырял между взрослыми на крошечной двухколеске, к которой был приделан
громадный автомобильный гудок.
Сделав несколько петель, вся компания под тревожную дробь
барабана из оркестра подкатилась к самому краю сцены, и зрители первых рядов
ахнули и откинулись, потому что публике показалось, что вся тройка со своими
машинами грохнется в оркестр.
Но велосипеды остановились как раз в тот момент, когда
передние колеса уже грозили соскользнуть в бездну на головы музыкантам.
Велосипедисты с громким криком «Ап!» соскочили с машин и раскланялись, причем
блондинка посылала публике воздушные поцелуи, а малютка протрубил смешной
сигнал на своем гудке.
Рукоплескания потрясли здание, голубой занавес пошел с двух
сторон и закрыл велосипедистов, зеленые огни с надписью «выход» у дверей
погасли, и в паутине трапеций под куполом, как солнце, зажглись белые шары.
Наступил антракт перед последним отделением.
Единственным человеком, которого ни в коей мере не
интересовали чудеса велосипедной техники семьи Джулли, был Григорий Данилович
Римский. В полном одиночестве он сидел в своем кабинете, кусал тонкие губы, и по
лицу его то и дело проходила судорога. К необыкновенному исчезновению Лиходеева
присоединилось совершенно непредвиденное исчезновение администратора Варенухи.
Римскому было известно, куда он ушел, но он ушел и... не
пришел обратно! Римский пожимал плечами и шептал сам себе:
– Но за что?!
И, странное дело: такому деловому человеку, как финдиректор,
проще всего, конечно, было позвонить туда, куда отправился Варенуха, и узнать,
что с тем стряслось, а между тем он до десяти часов вечера не мог принудить
себя сделать это.
В десять же, совершив над собою форменное насилие, Римский
снял трубку с аппарата и тут убедился в том, что телефон его мертв. Курьер
доложил, что и остальные аппараты в здании испортились. Это, конечно,
неприятное, но не сверхъестественное событие почему-то окончательно потрясло
финдиректора, но в то же время и обрадовало: отвалилась необходимость звонить.
В то время, как над головой финдиректора вспыхнула и
замигала красная лампочка, возвещая начало антракта, вошел курьер и сообщил,
что приехал иностранный артист. Финдиректора почему-то передернуло, и, став уж
совсем мрачнее тучи, он отправился за кулисы, чтобы принимать гастролера, так
как более принимать было некому.
В большую уборную из коридора, где уже трещали сигнальные
звонки, под разными предлогами заглядывали любопытные. Тут были фокусники в
ярких халатах и в чалмах, конькобежец в белой вязаной куртке, бледный от пудры
рассказчик и гример.
Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным по
длине фраком дивного покроя и тем, что явилась в черной полумаске. Но
удивительнее всего были двое спутников черного мага: длинный клетчатый в
треснувшем пенсне и черный жирный кот, который, войдя в уборную на задних
лапах, совершенно непринужденно сел на диван, щурясь на оголенные
гримировальные лампионы.
Римский постарался изобразить на лице улыбку, от чего оно
сделалось кислым и злым, и раскланялся с безмолвным магом, сидящим рядом с
котом на диване. Рукопожатия не было. Зато развязный клетчатый сам
отрекомендовался финдиректору, назвав себя «ихний помощник». Это обстоятельство
удивило финдиректора, и опять-таки неприятно: в контракте решительно ничего не
упоминалось ни о каком помощнике.
Весьма принужденно и сухо Григорий Данилович осведомился у
свалившегося ему на голову клетчатого о том, где аппаратура артиста.
– Алмаз вы наш небесный, драгоценнейший господин директор, –
дребезжащим голосом ответил помощник мага, – наша аппаратура всегда при нас.
Вот она! Эйн, цвей, дрей! – и, повертев перед глазами Римского узловатыми
пальцами, внезапно вытащил из-за уха у кота собственные Римского золотые часы с
цепочкой, которые до этого были у финдиректора в жилетном кармане под
застегнутым пиджаком и с продетой в петлю цепочкой.
Римский невольно ухватился за живот, присутствующие ахнули,
а гример, заглядывающий в дверь, одобрительно крякнул.
– Ваши часики? Прошу получить, – развязно улыбаясь, сказал
клетчатый и на грязной ладони подал растерянному Римскому его собственность.
– С таким в трамвай не садись, – тихо и весело шепнул
рассказчик гримеру.
Но кот отмочил штуку почище номера с чужими часами.
Неожиданно поднявшись с дивана, он на задних лапах подошел к подзеркальному
столику, передней лапой вытащил пробку из графина, налил воды в стакан, выпил
ее, водрузил пробку на место и гримировальной тряпкой вытер усы.
Тут никто даже и не ахнул, только рты раскрыли, а гример
восхищенно шепнул:
– Ай, класс!
Тут в третий раз тревожно загремели звонки, и все,
возбужденные и предвкушающие интересный номер, повалили из уборной вон.
Через минуту в зрительном зале погасли шары, вспыхнула и
дала красноватый отблеск на низ занавеса рампа, и в освещенной щели занавеса
предстал перед публикой полный, веселый как дитя человек с бритым лицом, в
помятом фраке и несвежем белье. Это был хорошо знакомый всей Москве конферансье
Жорж Бенгальский.
