Однако сейчас никому не пришло бы в голову числить их под
номерами – седьмая была в линялых джинсах и поношенной кожаной куртке, коротко
стриженная, без косметики. Не слишком чистыми руками она сжимала бутылку с
дешевым пивом. Ее напарница обрядилась в длинную трикотажную кофту с жуткими
разводами и ультракороткую юбку. Туфли были дешевые, со сбитыми каблуками. Эти
двое ни у кого не вызвали бы интереса – две разбитные девицы далеко не первой
молодости, не то ларечницы, не то работницы, допустим мелкого сосисочного цеха,
за себя постоять умеют и палец им в рот не клади… И звали их теперь Аня и
Маруся.
– Точно, она, – согласилась четвертая, – я ведь
клиенту сказала, что за кейсом придет рыжая полноватая женщина средних лет, вот
он и обманулся…
– Парик в метро пришлось бросить, – вздохнула
седьмая, – от жары едва не спеклась… Однако баба-то наша совсем на голову
больная, по помойкам ходит…
– Художники все такие! – философски изрекла четвертая.
И они заторопились на доклад к начальству, выяснив все, что
было нужно. Однако если бы они чуть помедлили, то смогли бы понаблюдать за
приключениями двух незадачливых Катиных преследователей. Но судьба в этот раз
развела их дороги.
* * *
– Муж, говорите, профессор, сейчас в отъезде? –
переспросила старшая, задумчиво рассматривая фотографии Катерины Дроновой. Вот
она на фоне мусорных баков тянет к себе зеленую хламиду. Вот снимает свою
куртку и отдает бомжихе. Вот смотрит вверх на синее небо с отрешенным
выражением лица.
– Да, – после некоторых раздумий сказала
старшая, – такая запросто пойдет куда пошлют, хоть к черту на кулички. Она
вся в себе находится и редко оттуда вылезает.
– Прийти прямо в квартиру, тряхануть как следует! –
свирепо произнесла четвертая. – Мигом расколется!
– Угу, а если нет? Если она удачно делает вид, а
по-простому, придуривается? И если все же за ней кто-то стоит, мы тут как раз
засветимся. Так что будем действовать осторожнее. Сначала – пугнем, а потом
посмотрим, что она станет делать и куда побежит.
* * *
Катерина разложила на столе замечательную «плюшевку»,
распорола ее специальным остро заточенным ножом и даже зажмурилась от
удовольствия. Разумеется, это был никакой не плюш, а чудесный мягкий бархат
нежного светло-зеленого цвета. Конечно, плащ был довольно старый, бархат
кое-где протерся, но эти потертые места очень легко было срезать, а самое
главное достоинство ткани заключалось в ее цвете.
Цвет был тот самый, который Катерина видела во сне, цвет
зеленых весенних полей, чуть подернутых утренней дымкой. Теперь можно
приступить к созданию панно! Катя не сомневалась, что это будет лучшая ее
работа. Ей, собственно, ничего не придется выдумывать, она увидела это панно во
сне, и теперь нужно только вспомнить этот сон и воссоздать его в ткани…
Она прикрыла глаза, чтобы снова увидеть ту приснившуюся ей
чудесную долину… и ничего не увидела. Картина, еще утром так явственно стоявшая
перед ее глазами, куда-то пропала, испарилась, растаяла, как та самая утренняя
дымка! Пока Катерина бегала по двору в поисках зеленого плаща, пока она
разговаривала с дворничихой, пока ругалась из-за этого плаща с бомжихой,
замечательное панно ушло из ее памяти! Увильнуло в темную глубину, шевельнув
хвостом, как сорвавшаяся с крючка крупная рыбина!
Катя чуть не разрыдалась.
Неужели все зря, и все ее старания не принесут никакого
результата? Неужели она не создаст свой шедевр? Неужели она – не художник, не
творческая личность, а бездарность, пустое место?
– Только не паниковать! – проговорила она вслух.
Звук собственного голоса немного успокоил ее, заставил
собраться с мыслями.
Что люди обычно делают, если хотят вспомнить что-то
позабытое?
У каждого на этот случай имеются собственные приемы. Катина
бабушка, например, говорила, что лучше всего встать на то же самое место, где
ты думала о забытом – и непременно все вспомнишь.
Но что же теперь – снова ложиться в постель и заснуть?
Как-то это глупо…
У самой Кати на все случаи жизни был один проверенный
способ: чтобы успокоиться, собраться с мыслями, взять себя в руки, она должна
была что-нибудь съесть. Причем желательно – что-нибудь сладкое. Правда, подруги
ругали ее за это, называли безвольной личностью, чревоугодницей, да и лишние
килограммы, откладывающиеся на талии и других проблемных частях тела, говорили
сами за себя. Но Катерина была твердо уверена, что сладкое помогает работе
мозга. И, в конце концов, искусство требует жертв, и ради того, чтобы вспомнить
замечательное панно, ради того, чтобы создать шедевр, можно пожертвовать
фигурой… и вообще… можно ведь пойти на компромисс и просто выпить чашку
сладкого чая… хотя бы без ничего… это придаст ей сил…
Катерина отправилась на кухню, включила электрический
чайник, поставила на стол свою любимую синюю чашку. Она задумалась, и сама не
заметила, как сделала себе бутерброд с ветчиной. Пришлось положить три куска,
потому что ветчина в вакуумной упаковке была нарезана возмутительно тоненькими
ломтиками, на просвет видно! Увидев бутерброд в собственной руке, Катя сначала
очень удивилась, а потом огорчилась. Но раз уж бутерброд сделан – не
выбрасывать же его! Это просто аморально… И потом, бутерброд же не сладкий и
почти не мучной, Катя сделала вчера над собой усилие и вместо мягкой сдобной
булки купила серый зерновой батон.
Она впилась в бутерброд зубами, глотнула чаю.
Жить сразу же стало легче.
Мир вокруг нее заиграл яркими красками, среди которых
преобладали различные оттенки зеленого. Зеленые волны набегали одна за другой,
меняя цвет и форму…
Катя зажмурила глаза…
И вдруг перед ее внутренним взором снова возникла та самая
приснившаяся ей чудесная долина! Лоскутки полей, зеленые квадраты
виноградников, кипарисовая роща, вьющаяся среди зелени тенистая дорога…
Катерина мгновенно проглотила остатки бутерброда и бросилась
к рабочему столу.
Скорее зарисовать свой сон, пока он так отчетливо стоит
перед глазами!
И в этот момент на столе зазвонил ее мобильный телефон.
Катя, обычно кроткая и незлобивая, на этот раз готова была
разбить аппарат, убить того, кто звонит ей в такой неподходящий момент! Ведь
она с таким трудом восстановила в памяти свой сон!
Она решила не обращать внимания на звонки, не реагировать на
них, потянулась за бумагой и цветными фломастерами…
Но звонки не прекращались, они ввинчивались в Катин мозг,
как ржавые шурупы, не давая никакой возможности сосредоточиться на творчестве!
«Наверняка это Жанна, – подумала Катерина, – какая
же она эгоистка! Небось сама возмущается, если ей позвонишь в рабочее время.
Потому что только свою работу считает настоящей, серьезной, а меня не
воспринимает всерьез! Думает, что я бездельница… нет, но какова! Видит же, что
я не беру трубку, значит, мне не до нее…»
