Выбрав еще несколько изделий для завтрака и для творческого
процесса, Леонтий возвратился домой.
Он поставил на огонь ковшичек для кофе и проникновенным
взглядом творца уставился на принесенный батон.
Да, нет никаких сомнений: из этого батона получится
замечательный скульптурный портрет выдающегося человека! А если бы еще удалось
связаться с ним и уговорить принять участие в очередном перформансе… то есть,
попросту говоря, съесть собственное изображение – это может послужить началом
замечательной традиции! Это может стать новым словом в искусстве!
Леонтий подумал, что под его творческую идею можно подвести
замечательное философское обоснование: известный человек, поедающий свое
изображение… змея, пожирающая собственный хвост… древний символ уроборос…
Забыв о завтраке, Леонтий схватил батон и принялся за
работу. На него явно накатил приступ вдохновения.
Хлебные крошки летели во все стороны, как вдруг со стороны
двери донеслись громкие требовательные удары.
Дверной звонок у Леонтия давно уже не работал, и всех
посетителей встречала выразительная табличка: «Стучите!»
Хвощ тяжело вздохнул, отложил в сторону неоконченную
композицию и направился к двери.
– Кого принес так рано дьявол, кто нарушает мой
покой? – продекламировал он крайне недовольным тоном.
– Сам ты дьявол! – донесся из-за двери раздраженный
голос. – А ну открой, козлина! Заливаешь нас! Сейчас дверь будем ломать к
чертям свинячьим!
– Собачьим, – машинально поправил Леонтий, открывая дверь.
Он был сторонником чистоты стиля.
– Хоть свинячьим, хоть собачьим, хоть индюшачьим! –
проговорил, входя, незнакомый человек.
Человек этот был худ, довольно высок и удивительно узкоплеч.
Казалось, плеч у него вовсе не было и голова была как-то неаккуратно приделана
к узкому гибкому туловищу. Сама эта голова была тоже узкая, как у змеи, с
прилизанными бесцветными волосами и маленькими, глубоко посаженными глазками.
Зато незнакомец был затянут в узкий черный кожаный плащ и остроносые ботинки.
Войдя, он быстро, как-то нагло огляделся и потянул носом.
– Кофе убегает, – проговорил он, кивнув в сторону
кухни.
– Ах да! – кивнул Леонтий и метнулся в кухонный
закуток.
Решив кофейный вопрос, он вернулся к двери и спросил:
– Так где у вас протекает?
Под влиянием стресса он неожиданно перестал говорить
стихами.
– Не у нас, а у тебя! – поправил его незнакомец.
Только теперь Леонтий увидел, что в его прихожей стояли уже
двое гостей. Рядом с прилизанным типом стоял второй – удивительно неприятный
человек, весь какой-то потертый и поношенный, с глазами, глядящими одновременно
в разные стороны.
Леонтий вспомнил, что это один из тех двоих хулиганов,
которых он так славно поколотил накануне вечером, и в его душу закрались
нехорошие подозрения.
– Узнал, голуба! – разноглазый нехорошо усмехнулся и
облизал губы. – Вижу, что узнал!
– Вы по какому, собственно, делу? – пробормотал
Леонтий, попятившись и оглядываясь в поисках какого-нибудь тяжелого
предмета. – Вы, значит, не насчет протечки?
– Не насчет, – одобрил прилизанный его
догадливость. – И незачем тут глазками стрелять, мы к тебе не шутки шутить
пришли!
С этими словами он вытащил из-под плаща черный пистолет с
накрученной на ствол болванкой. Леонтий знал по иностранным фильмам, что именно
так выглядит глушитель.
– Вы, наверное, ошиблись, – забормотал он, медленно
отступая к мастерской. – Вам, наверное, не я нужен… вам, наверное, нужен
Мармулис с четвертого этажа…
– Нет, голуба, нам как раз ты нужен! – воскликнул
разноглазый, потирая руки. – Как раз ты, а никакой не Мармулис!
Леонтий потянулся было к стоявшему в углу веслу (когда-то у
него была идея создать из белого хлеба с отрубями вариацию бессмертной
скульптуры «Девушка с веслом»). Однако прилизанный тип чуть заметно повел
стволом пистолета, раздался негромкий хлопок, и в лопасти весла образовалась
аккуратная дырка.
– Тебе же сказали, – неприязненно проговорил
прилизанный, – не шутки шутить мы пришли!
Это Леонтий уже понял. Он опасливо покосился на дымящийся
черный пистолет, перевел взгляд на простреленное весло и глубоко вздохнул.
Кажется, сегодняшний день будет не самым удачным в его творческой карьере.
– Штырь, упакуй клиента! – строго распорядился
прилизанный.
Разноглазый тип подскочил к Леонтию, схватил его за руки и
ловко перетянул их куском изоленты.
– Вот так, голуба! – пробормотал он при этом. –
Это чтобы ты ручонками-то не размахивал, как вчера! А то, видишь ли, моду взял
драться! У меня не забалуешь!
Он огляделся, втащил Леонтия в мастерскую и толкнул в
тяжелое кресло, предназначенное для особо уважаемых гостей. Тут же он обмотал
изолентой ноги художника, притянув их к ножкам кресла, а локти привязал к
подлокотникам.
– Готово! – радостно рапортовал он прилизанному
начальнику.
– Вот и хорошо, – обрадовался тот, – хоть что-то
ты, Штырь, можешь сделать! Хоть на что-то ты способен!
Он повернулся к Хвощу и ласково проговорил:
– Ну что, как будем – по-хорошему или по-плохому?
– Вы хоть скажите, чего вам от меня надо? – протянул
Хвощ. – Если денег – так это вы не по адресу, вам все-таки Мармулис нужен
с четвертого этажа!
– Слушай, голуба, достал ты меня со своим Мармулисом! –
подал голос разобиженный Штырь. – Ох, как достал! Можно я его немножко
побью? – он повернулся к своему шефу. – Ну совсем немножко… я ему за
вчерашнее хочу вмазать!
– Потерпишь! – строго прервал его прилизанный. –
Он нам пока что нужен!
– Мужики, – снова заговорил Хвощ, – хотите денег
найти – ищите, только если найдете – мне дайте на них посмотреть, потому что я
этих самых денег давно не видал!
– Нас твои гроши не интересуют! – рявкнул прилизанный. –
И нечего тут ваньку валять! Лучше колись по-хорошему – что за баба вчера с
тобой была?
– Баба? – недоуменно протянул Хвощ. – Да я ее
знать не знаю! Первый раз видел…
– Значит, не хочешь по-хорошему! – вздохнул
прилизанный.
Он огляделся по сторонам, и вдруг в маленьких глазках
загорелся живой огонек.
На высоком подиуме посреди мастерской стояли несколько
законченных композиций Леонтия. Прилизанный отломил большой кусок от последнего
шедевра, еще не представленного на строгий суд публики – композиция номер семь
тысяч четыреста шестьдесят девять, выполненная из нескольких сортов хлеба,
условное название «Торжество земледелия».
