Но в это время заскрипел ржавый засов — убийца открыл его так
же, как и я, — ведь я не успела поставить кирпич на место. Через несколько
секунд он будет здесь. Я отбросила все страхи и сомнения и выбралась на крышу.
Пропади оно все пропадом, но стоять и покорно ждать, пока он подойдет и
выбросит меня сам с шестого этажа, я не собираюсь. Стараясь не смотреть вниз,
чтобы не потерять сознание, я решила, что идти, грациозно балансируя руками,
как ходили мальчишки из нашего дома, пока мы с Танькой, замирая от страха и
восхищения, смотрели на них из слухового окна, я просто не в состоянии. Поэтому
я поползла по краю крыши на четвереньках, не оглядываясь по сторонам и толкая
перед собой чертову коробку — на кой бес она мне сдалась? Двигалась я страшно
медленно, примерно один метр за один год, хотя вряд ли убийца дал бы мне такую
фору. Я ползла по крыше, стараясь не думать, какое зрелище представляю со
стороны — женщина на четвереньках на обледенелой крыше, еще кто-нибудь пожарных
вызовет. Хотя это как раз было бы неплохо.
Когда до другого слухового окна оставалось меньше метра, я
услышала те звуки, которых боялась больше всего — за спиной заскрипел
подоконник. Меня спасло то, что я хорошо знала чердак, сразу же побежала к
окну, а он пока искал меня там, в пыли, пока сообразил, куда я делась. Теперь
он знает, где я нахожусь, остается надеяться, что у него нет пистолета. Я
вспомнила, что убийца орудовал во всех случаях только ножом, но радоваться было
рано. А вдруг он умеет его, то есть нож, метать? И хотя я ползла от него на
четвереньках, то есть была повернута к нему самой, можно сказать, неопасной
частью тела, но все равно жалко. Я поползла быстрее, с ужасом ожидая, как
летящий нож вонзится, сами понимаете, куда. Но все обошлось, я добралась до
своей цели, поставила коробку на подоконник и ухватилась за него руками. Напоследок
я оглянулась на своего преследователя и увидела, как он, взмахнув руками,
сорвался с подоконника слухового окна и с жутким криком полетел вниз — на дно
двора-колодца…
«Слабак, — подумала я, — еще и метра не прополз, а
уже свалился».
Крик оборвался на совершенно невыносимой ноте, и со дна
колодца донесся отвратительный, страшный удар, как будто перезрелый плод упал с
дерева и вдребезги разбился о каменистую почву.
У меня больше не было сил. Страх и напряжение последних
минут — неужели весь этот ужас длился всего лишь минуты, а не долгие
часы? — страх и напряжение последних минут выжали меня до конца. Я с
трудом сползла с подоконника внутрь соседского чердака, села на корточки на
грязном, пыльном полу, обхватила колени руками и вжалась в них лицом. Там меня
и нашел через некоторое время Володя. Вернувшись из магазина, он, не найдя меня
дома и обнаружив открытую дверь и развороченный натюрморт, по какому-то наитию
побежал наверх, увидел там по следам на крыше, что я переползла на другой
чердак, побежал за мной вниз, потом опять наверх в другой парадной и к тому
времени, как нашел меня, совершенно запыхался. Он посидел немного рядом, начал
было утешать, но я уже немного пришла в себя, к тому же со двора донеслись
крики и вой милицейской сирены. Мы тихонько спустились с чердака, потом
поднялись по лестнице и закрыли за собой дверь Володиной мастерской.
Я была грязная, как чума. Похоже, я собрала на себя всю
пыль, скопившуюся на чердаке за сто лет — именно столько лет было Володиному
дому. Оказалось, что у него в квартире есть газовая колонка и душ, а когда мы
жили — то не было, ходили в баню по пятницам. Я вымылась, Володя принес мне
какие-то женские тряпки — естественно, его жены, но мне было наплевать, я
переоделась и улеглась на диван с чашкой чая. Идти домой было выше моих сил, к
тому не хотелось мелькать на лестнице. А то жильцы или милиция увидят, начнут
спрашивать — кто я такая Володе да почему тут ошиваюсь. Мы совершенно правильно
рассудили, что сейчас, на ночь глядя, никакая милиция по квартирам не пойдет,
просто увезут то, что осталось от убийцы, и все. А завтра придется нам самим
идти к Громовой и сдаваться, иначе мало не будет. Я сказала, что с дивана этого
не сойду до завтрашнего утра, а он пусть спит в соседней комнате. Володя
ответил, что лучше он ляжет на кухне на раскладушке, я удивилась — что же это у
него в квартире за комната Синей Бороды, но мысли расплывались от усталости.
Когда я уже засыпала, он вдруг бесцеремонно меня растолкал:
— Послушай, так ты его видела, кто же это был?
— Как, разве я тебе не сказала? — удивилась
я. — И кстати, ты там внизу, когда проходил, сам не видал?
— Там было не на что смотреть, — дрогнувшим
голосом сказал он, — шестой этаж все-таки… Но не томи ты, говори, кто это
был, который из трех?
— Этот, как его, Джордж Верри, американец!
— Господи, он-то тут при чем? — изумился Володя,
но я этого уже не слышала.
***
Когда убийца отодвинул ржавый засов и вышел на чердак, он не
сразу понял, куда подевалась женщина, за которой он гнался. Он быстро обошел
чердак — тот был не слишком велик и спрятаться там было негде. Тогда он заметил
следы на пыльном подоконнике и понял, куда она делась. Выглянув в окно, он
увидел, как женщина ползет по краю крыши, толкая перед собой ту самую коробку.
Выбора у него не было, он тоже взобрался на подоконник. Голова и так болела
после удара сковородкой, а при виде разверзшегося перед ним бездонного
двора-колодца головокружение стало просто невыносимым. Он замер, потом сделал
несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе власть над собственным организмом.
И тут он услышал за спиной шаги. Стоя на узком подоконнике,
он боялся делать резкие движения, поэтому не повернулся всем телом, а только
оглянулся через плечо. К нему приближалась немолодая, скромно одетая женщина.
Что она здесь делает? Что ей нужно на чердаке?
— Эй, тетка! — крикнул он. — Чего ты здесь
потеряла, куда ты?
Но она не ответила и приближалась неторопливой шаркающей
походкой, гадко улыбаясь.
Убийце стало страшно.
Он полез в карман за складным ножом, но голова закружилась
еще сильнее, и ему пришлось схватиться за оконную раму, чтобы не упасть.
Женщина шла к нему, безучастная и неотвратимая, как смерть.
Убийцу охватила непонятная тошнотворная слабость. Ему все стало как-то
безразлично — даже собственная жизнь. Он не мог пошевельнуть ни рукой, ни
ногой. Женщина подошла к нему вплотную и подняла железный прут.
Убийца смотрел на нее в ужасе. Кто она такая — судьба? А
может, это сама смерть пришла за ним? Может, так она и выглядит — не жалкий
скелет в истлевшем саване, а невзрачная, скромно одетая немолодая женщина?
— За что? — слабым голосом прошептал убийца, хотя
и так знал, за что.
— За Митеньку, — ответила женщина все так же гадко
улыбаясь, — но вообще-то это бизнес. Тебя заказали.
И с этими словами она неожиданно резким, сильным ударом
железного прута обожгла его ноги. Убийца вскрикнул, ноги его безвольно обмякли,
он попытался удержаться руками за раму окна, но женщина снова ударила его
прутом — на этот раз по рукам.
