— И зачем она понадобилась Аделаиде Верченых?
— Не она, а ее… друг, с которым она живет в Германии.
Он торговец картинами, достаточно преуспевающий.
«Понятно, почему он отказался от сотрудничества», —
подумала Громова.
Пятаков, как будто прочитав ее мысли, посмотрел на Громову с
ненавистью и отвернулся.
— Вы говорите, что давно уже не имели с женой никаких
контактов, — продолжала Громова помягче, — а зачем же тогда вы
звонили ей недавно, Да еще несколько раз?
Поскольку Пятаков угрюмо молчал, она продолжала:
— А не могло быть так, что вы с Аделаидой Самсоновной
перебежали друг другу дорогу, она вам мешала, и вы решили ее устранить? Вот вам
и мотив!
— Ну, знаете! — Пятаков прямо задохнулся от
неожиданности. — Можете спросить Глеба, ее администратора, он был в курсе
всех Аделаидиных дел, и он подтвердит, что с Аделаидой я ничем не был связан и
поругался только один раз, из-за жены… — Он замолчал, чувствуя неубедительность
своих доводов.
— Спрошу и Глеба, обязательно спрошу, — зловеще,
как показалось Пятакову, пообещала Громова.
***
Нина Ивановна позвонила мне в субботу днем.
— Наташенька, у Володи неприятности, — зашептала
она в трубку. — Его в милицию вызывали.
— А вы откуда знаете? — удивилась я, неужели
Володя проболтался.
Я от Веры знаю, от Веры, она там, в галерее, уборщицей, ее
Володя и устроил. Там все уже знают, и вообще полгорода знает, потому что
художники — это такой народ, они ведь на работу не ходят, целый день дома сидят
и по телефону разговаривают, — в голосе Нины Ивановны послышались
осуждающие нотки, как будто она сейчас занималась не тем же самым. — Так
вот насчет Володи: вызывали его вчера и такого страха нагнали, вроде бы его
подозревают.
— Что? — закричала я. — Да они там что —
совсем рехнулись?
— Ох, не знаю я, в чем там дело, а ты бы пришла,
поговорила с ним, он сейчас у меня. Сидит, молчит, в одну точку смотрит. А
вчера вообще выпивал…
— Час от часу не легче! Он что, вообще-то —
употребляет?
— Что ты, что ты, — затараторила Нина Ивановна,
сообразив, что ляпнула лишнее. — Боже сохрани, только по праздникам! Я
потому и забеспокоилась, что Для него такое поведение нехарактерно! Так
зайдешь?
— Зайду, — вздохнула я.
Мало мне троих детей, так вот еще теперь придется возиться
со взрослым дядей.
Володя сидел на диване, рассеянно почесывая Ромку за ушами и
бездумно уставившись в экран телевизора.
— А-а, — улыбнулся он, — пожарная тревога!
Теща не дремлет… человека нужно спасать.
Я рассердилась и спросила достаточно холодно:
— Что у тебя стряслось? Зачем в милицию вызывали?
— Дело шьют, — опять улыбнулся он, но улыбка вышла
безрадостная.
— Слушай, не валяй дурака. Мне некогда, — я уже
пожалела, что поддалась на тещины уговоры и пришла.
— Ты пойдешь со мной в кино? — неожиданно спросил
он.
— Нет, — отрезала я, — у меня куча работы, и
хозяйство запущено.
— Так я и думал, — удовлетворенно кивнул
он, — все сходится.
— Что сходится?
— Сначала неприятности с милицией, потом про это узнают
все в городе, потом отворачиваются знакомые при встрече, потом уходят женщины,
потом перестают пускать в приличные дома, потом отказывают в заказах на работу…
— И в результате у тебя остаются всего два друга —
собака и бутылка, — подхватила я. — Ты тихо спиваешься и однажды
замерзаешь в собственной парадной, и на могиле твоей проливает горькую слезу
только верная теща… Что, очень себя жалко?
— Очень, — серьезно ответил он, — ведь я же
ни в чем не виноват.
— Ладно, — я уселась рядом с ним на диван, —
рассказывай подробно.
— Володенька, я к соседке на минуточку! —
донеслось из прихожей.
— Часа полтора у нас есть! — оживилась я. —
Слушаю тебя внимательно.
Он пересказал мне весь разговор со следователем — ну и
зараза, доложу я вам! Потом я его утешала, но получалось у меня как-то
неубедительно, потому что меня терзал вопрос — зачем он звонил жене, а спросить
я стеснялась. Потом пришла Нина Ивановна, мы попили чая и пошли гулять с
Ромуальдом. Потом Володя поехал домой, сказал, что завтра рано вставать, —
надо идти на похороны Аделаиды.
***
Пятакову страшно не хотелось идти на похороны Аделаиды, но
он сделал над собой усилие: как бы он к ней ни относился, но надо отдать
покойнице последний долг, и потом, если он не явится, в их замечательной
художественной среде поползут разные сплетни, все просто уверятся, что это
именно он убил Аделаиду.
В церкви было полно народа — тут были и сотрудники галереи,
и многочисленные коллеги, и весь художественный Петербург, — словом, та же
тусовка, что на всех Аделаидиных мероприятиях. Совершенно не стесняясь места,
публика сплетничала напропалую.
Первым Владимиру Ивановичу встретился Бультерьерский. Указав
на открытый гроб, стоящий посреди церкви, он прошептал Пятакову на ухо:
— Смотри-ка, сумели-таки придать Адочке выражение
умиротворенности и покоя. Неужели она после отпевания действительно упокоится с
миром?
Вот уж трудно себе представить, чтобы Адочка успокоилась!
— О мертвых — или хорошо, или ничего, — оборвал
его Пятаков. — А что не начинают отпевать? Кого ждут? Батюшка вроде здесь,
покойница тоже на месте…
— Телевидение ждут, Володя. «Информ-ТВ» должно
приехать, вот и не начинают. Аделаида и после смерти в своем репертуаре: все
напоказ, даже похороны должна на весь город транслировать!
Владимир Иванович вырвался из железной хватки
Бультерьерского и двинулся дальше. Через несколько метров его поймал за локоть
Шанхайский. Шанхайский был очень импозантен: поверх черного пальто был
живописно накинут красный клетчатый шарф, на шее красовался галстук-«бабочка»,
седая грива была тщательно уложена. Немножко портил его только основательный
запах перегара после вчерашнего.
— Володя, — негромко спросил он страдальческим
голосом, — вы не видели, здесь шампанское дают?
— Бог с вами, Шанхайский! — возмутился Владимир
Иванович. — Вы же в церкви, какое может быть шампанское!
— Это ужасно! — Лицо Шанхайского перекосило
глубокое душевное страдание. — Зачем я вообще сюда пришел?
Еще через несколько шагов Пятаков наткнулся на Марину, секретаршу
Аделаиды.
— Мариночка, — спросил он, — а вы протеже
мою, Веру Сергеевну, не видели?
Ему хотелось кое о чем расспросить старушку, может быть, она
могла видеть в галерее что-то необычное…
