— Слушаем тебя, Учитель.
Ли Куй дал им необходимые инструкции, и все трое, бесшумно
повернувшись, исчезли из комнаты. Ли Фан проводил их уважительным взглядом и
сказал своему собеседнику:
— Что ж, господин Ли Куй, налейте мне, пожалуй, еще
немного рисовой водки.
***
В субботу Владимир Иванович приехал пораньше, мы только
успели позавтракать. Он совсем снял темные очки, подстриг бороду и выглядел
вполне прилично. Мне он привез большую коробку шоколадных конфет, а Ромуальду —
килограмм мяса, сказал, что хватит на неделю. Наивный человек, он и не
подозревает, что обжора-зять объедает бедное животное.
Зять уселся за компьютер, Лизавета устроила стирку, в
квартире было невозможно существовать, поэтому мы подхватили каждый своего Рому
и отправились на прогулку. Владимир — как-то незаметно я стала называть его
просто так, без отчества — сказал, что в больницу к теще сегодня поедет ее
приятельница Вера Сергеевна, а ему поручили собаку.
Мы пошли в дальний парк, зашли в сторону от главной аллеи,
где никого не было, и такс Рома даже полаял немножко на белку. В общем, мы все
были очень довольны, что проводим выходной день с пользой для здоровья.
Владимир все отгонял Ромку и пытался подманить белку соленым арахисом, но
нахальный такс выхватывал у него орешки прямо на лету. Сквозь облака через
верхушки сосен проглядывало голубое небо, Ромка в синем комбинезоне
проваливался в снег по самые уши, внук сладко спал, подставив мордочку слабому
зимнему солнцу, и мне вдруг показалось, что я давно знаю человека, который
находится рядом со мной. Усилием воли я стряхнула с себя наваждение.
Когда мы угомонились и уселись на скамеечке доедать орешки,
мой новый лохматый друг посмотрел внимательно и сказал:
— Я вспомнил, где мы с вами встречались.
— Вы уверены? — упавшим голосом спросила я.
Теперь придется объясняться начистоту, неизвестно, как он
отреагирует на историю с букетом и карточкой. Он может начать подозревать меня,
а этого мне очень не хотелось, потому что человек, которого я видела третий раз
в жизни, начинал мне нравиться.
— Конечно уверен, — мягко сказал он, — я же
художник, у меня очень хорошая память на лица. Я видел вас в переходе метро три
недели назад. Конечно, вы могли меня и не заметить, ведь перед вами проходят
тысячи людей.
— Разумеется, я вас помню, — раздраженно прервала
его я, — внешность у вас колоритная, трудно не заметить.
— Почему же вы?..
— Не призналась, что видела вас раньше? Потому что мне
было совестно. Ведь это я втянула вас в историю, сама того не ведая.
И я рассказала ему про карточку, про то, как мы с Людмилой
поменялись местами, про жуткий желто-розовый букет и про мужчину с фальшивыми
усами.
Владимир слушал недоверчиво, но никаких скептических
замечаний не отпускал, хотя я бы на его месте не верила ни одному моему слову.
Я нервничала и торопливо пыталась все ему объяснить, но картина получалась,
прямо скажем, невразумительная. Я сделала усилие и остановилась.
— Это все? — спросил он, как мне показалось,
достаточно холодно.
— Не все, но вы лучше задавайте вопросы, а то я совсем
запуталась.
— Значит, вы стояли там и каждую пятницу ждали человека
с букетом. Приходили разные люди, но букет был опознавательным знаком.
— На самом деле люди были одинаковые, то есть был один
и тот же человек, — заторопилась я. — Я знаю, вы мне не верите, но
его походка… — Владимир Иванович внимательно выслушал мои умозаключения и кивнул,
что меня несколько ободрило.
— Букет был таким страшным специально, чтобы никто его
не купил. Вряд ли хоть один человек в здравом уме захочет купить такие цветы.
Ох, простите!
— Ничего, — улыбнулся Владимир. — Но именно в
ту пятницу нашелся ненормальный, которому понадобился такой букет.
А девчонка в ларьке была новенькая и продала его вам, ее не
успели предупредить! Кстати, вы уж меня простите, но зачем вам понадобился
такой убийственный букет?
— Для одной знакомой, — усмехнулся он.
— И что, ей понравилось? — изумилась я.
— Вы даже не представляете, как сильно! —
рассмеялся Владимир Иванович.
Я почувствовала укол ревности и страшно разозлилась сначала
на него, а потом на себя.
— Аделаида — это такая женщина, — продолжал он, не
замечая, что со мной творится, — ее многие терпеть не могут, а попробуй не
явись на презентацию, она в порошок сотрет, перекроет все заказы, будешь потом
с голоду помирать или яйца деревянные расписывать. Вот и захотелось мне
созорничать немного, подсунуть ей этакое страшилище — букет, за что и
поплатился. — Он потер затылок и поморщился. — И что же было в той
карточке, что вы мне сунули? — задумался он.
— Честное слово, не знаю. А вы тоже не посмотрели?
— По-моему, обычная карточка, как все те, что дают в
переходе, там были имя-отчество и телефон. Стало быть, из-за этой карточки весь
сыр-бор. А почему бы вам не спросить вашу приятельницу прямо, что за странная
история?
— Она умерла, — брякнула я с маху. — И офис,
где мы получали карточки, закрыт, никого там нет, мне даже деньги за последнюю
неделю не заплатили.
— Вот как? — Владимир Иванович поднял брови.
— Почему вы мне не верите? — разозлилась я, мне
надоело чувствовать себя виноватой. — Естественно, я позвонила ей потом,
через неделю, когда увидела, что офис закрыт. И съездила к ней домой. Там
соседка рассказала мне, что ее уже похоронили. Несчастный случай в метро, упала
под поезд.
— Однако… опять метро…
— Что вы так смотрите? — меня уже понесло. —
Думаете, раз женщина, так и мозгов нет? Разумеется, я догадалась, что дело нечисто.
Ведь Людмила в метро и войти-то не могла без содрогания. Значит, либо кто-то
назначил ей там вс??речу и она не могла не пойти, очень важное дело, либо кто-то
нарочно ее туда затащил.
— Это довольно трудно сделать, — вставил Владимир.
— Да знаю я, знаю! Ну и что я, по-вашему, должна была
предпринять? В милицию идти? И там говорить про метро? Я не родственница, меня
бы и слушать не стали! А если подробно рассказывать про карточки, про
Координатора и про букет, то все просто решат, что я сбрендила. Офис закрыт,
Людмилы нет в живых, а вы, я думаю, спасибо не скажете, если вас по этому делу
как свидетеля привлекут.
— Верно, не скажу.
— Вот я и не хотела признаваться, что мы раньше
виделись. Такой день был хороший, гуляли, птички-белочки, а теперь опять тоска! —
вырвалось у меня.
— Да уж, темная история. Но послушай, — в пылу
разговора мы как-то незаметно перешли на «ты», — если все так, как ты
говоришь, если смерть твоей подруги не случайна, то дело серьезное. Значит, там
действительно большой криминал, раз так быстро уничтожили все следы.
