— Не надо, — сказала Елена. Она была одета для «гальтарской» мистерии — туника, высокий парик, длинные серьги. — Останься со мной. Ты ведь хочешь… Я знаю, я слышу, чего ты хочешь.
Уйти от зовущей дамы тяжело, даже если ты одет, но урготская наследница отрезала Марселя от штанов и рубахи, а пойти в обход было недостойно воспитанного кавалера. В конце концов, Алва хотел, чтобы они поженились, а сны есть отражения наших мыслей. Франческа исчезла, чтобы появилась Елена в розовой тунике, то есть уже без нее. Поцелуй, полуулыбка, изящные руки медленно поднимаются, снимая головной обруч, ничем более не сдерживаемая черная с просинью волна захлестывает плечи, окутывая девушку чуть ли не до колен. Черная?! У Елены русые волосы, не достающие и до пояса. Ах ты ж…
— Птице-рыбо-дура! — Валме схватил «Елену» за основание косы. — Ты хоть понимаешь, что творишь?! Не со мной и Мевеном — с Эпинэ?! Выбрала в любовники, так не убивай! Стой! Стой… рыбка, или тебя Лизой назвать?
Почему-то она остановилась, почему-то не убила, хотя могла, что для таких человек?
— Он счастлив. — Черные волосы светлеют, распрямляются, извиваются овражным туманом. — Он счастлив и будет счастлив, когда вы канете в воды без дна…
— Он повесится, как только узнает о Марианне! — рыкнул Марсель, понимая, что Зоя в сравнении с некоторыми — кладезь ума!
— Робер верит, что ты — его сон о любимой женщине, причем она в это время тоже спит и видит его. А она умерла — это-то ты можешь понять?! Умерла, остыла, канула в воды, а он ждет, будет ждать и жить, пока не узнает. Дальше вряд ли…
— Зачем? — У нее еще и глаза зеленые! — Зачем ему знать?
— Затем, что он хочет быть с Марианной все время. Вместе, В горе и радости, детей хочет, дома хочет, стареть хочет.
— У него не будет детей… Уже не будет, его дети стали его жизнью, его молодостью, его снами. Волна спела Молнии, Молния упала в Волну, он дважды мой, он будет жить долго, он будет со мной…
— Если поймет, что жил с оборотнем, он от тебя сбежит. В лучшем случае в целибат, в худшем — к своей баронессе в какой-нибудь Рассвет. Ну зачем ты к нему прицепилась?! Вокруг столько кавалеров, которым что ты, что птице-рыбо-дура, что Лиза какая-нибудь, без разницы!
— Он мне нужен! Я выбрала…
— А он тебя нет! И пока не прекратишь корчить из себя Марианну… ту, кого он любит, ты ему нужна не будешь. Ты-то сама на кого похожа?
— Я такая, — очень светлые, очень розовые губы тронула смешанная с плачем улыбка, запахло лилиями и водой, — такая…
Лицо, волосы, плечи, грудь с нежными сосками, талия танцовщицы, бедра и… Не птице- и не рыбо-, а змея, впрочем, это красиво и очень по-гальтарски! Коко точно пришел бы в экстаз… Любопытно, Умбератто это живьем видел?
— Тебе нравится, ты любуешься. Ты понимаешь, что я красива.
— Ты прекрасна… Вот и приходи к Роберу такой, только с ногами, хвост он точно не поймет. Пусть думает, что это сон, и пусть этот сон ждет. У тебя не так много времени, даже если графиня… та, что видела женщину Робера мертвой, задержится, он начнет догадываться. Когда к зиме не будет ни письма, ни известий, поймет, а дальше зависит от тебя. Если хочешь его получить, сделай так, чтобы он ждал и хотел именно тебя. Пусть не душой, телом, ты же его знаешь.
— Знаю… Хорошо, что ты меня видел, хорошо, что ты мне сказал. Иди ко мне, я верну что взяла… Не бойся, я благодарна, и меня мало, чтобы отобрать у тебя твое продолженье. Все решила Молния, она была второй, я только подхватила…
Подхватила она, ну, может, и подхватила… На Котика Валме оглянулся, потому что начинал тревожиться за пса, к тому же было не лишним проверить свои глаза. Волкодав благополучно почивал, похрапывая, как адуан на биваке, а хвостатое диво не исчезало и даже обзавелось веткой лилии.
— В тебе отражаются трое, кого ты хочешь больше?
— Сейчас тебя. — Валме наклонил голову, любуясь переливами чешуи. — Что ты взяла, то взяла, но я хочу тебя такой. Если, конечно, тебе так удобно.
Она наконец-то засмеялась и протянула руки.
Глава 4. ТАЛИГ. ВОСТОЧНАЯ ПРИДДА. ФАРНА
400 год К. С. 20-й — 21-й день Летних Молний
1
Боги Хайнриха помогли прежде, чем повелитель медведей успел их об этом попросить. Лионель с маркграфом только спустились с Ветровой Гривы, когда из-за похожей на обозленного бобра горы им навстречу вылетел «фульгат» с парой заводных лошадей. Заросшего щетиной сержанта Ли знал в лицо, и лицо это сияло, что могло означать одно — успели!..
— Мой маршал, — выпалил «фульгат», почти раздирая седельную сумку, — вот!
«Вот» оказалось рапортом Реддинга и материнским письмом, пусть торопливым, но емким и ироничным. То, что это пишет чудом спасшаяся женщина, чужой бы не догадался, только мать, будь с ней в самом деле все в порядке, никогда не начала бы с «мой Ли». Тем не менее она владела собой до такой степени, что, высчитав, сколько дней добираться до границы Бергмарк, а сколько — на запад, в Старую Придду, изменила первоначальный план и отправилась к Рудольфу. О цели не было сказано почти ничего, но Лионель понял: в неизбежном столкновении графиня Савиньяк уже приняла сторону Проэмперадора Надора, и отнюдь не как мать.
Время раздумий и колебаний кончилось. Маркграф согласился, что надо спешить, и распрощался, нажелав всего, что может нажелать исполненный дружеских чувств бергер. До Фирзее было полсотни хорн, до Старой Придды — около ста тридцати. Меняя лошадей, «фульгат» домчался до перевалов за шесть дней; Ли выдержал бы подобную скачку не хуже, но уподобиться гонцу или ринувшемуся в Фельп Алве маршал не мог, как не мог бросить на подходе к Ор-Гаролис артиллерию и пехоту. Савиньяку требовались госпожа Арамона с дочерью и готовый на все хотя бы полк. Свой до мозга костей. С последним сложностей не возникло — курьер понесся к Фажетти с приказом отправить в распоряжение маршала Савиньяка младшего Хейла. Не подвели и дамы, без лишних слов согласившиеся трястись в повозке столько, сколько потребуется.
Ли решил перехватить мать на пути к регенту и перехватил. К вечеру четвертого дня пути рыскавшие впереди «фульгаты» принесли долгожданную весть: графиня Савиньяк сейчас гостит у маркиза Фарнэби. Около полуночи парни Хейла уже стучали в ворота Фарны. Обрадовался ли хозяин, Лионель не знал, но Маркус по праву слыл человеком умным, вот его сестра любила мужа слишком глупо и навязчиво, а Валмоны глупой любви, в отличие от глупой ненависти, не приветствовали.
— Лионель! Какой сюрприз. — Фарнэби всегда держался как добрый дядюшка, хотя таковым Савиньякам не доводился. Так, родич друзей…
— Считайте меня второй частью сюрприза, которым вы, несомненно, уже восхитились. Я хочу видеть мать немедленно; надеюсь, вы меня поймете.
— Конечно! — просиял Маркус. — Арлетта поднялась к себе с час назад, но вряд ли легла. Просьбы о шадди и запасе свечей говорят сами за себя. Я тебя провожу, а по дороге выражу законное восхищение. Ты творишь чудеса, но, к сожалению, только ты. Про разгром у Эйвис знаешь?
