«Господин Проэмперадор Юга, надеюсь, что Вы успеете принять решение прежде, чем беженцы из Олларии, числом до десяти тысяч человек, достигнут Кольца Эрнани…»
Валтазар не врал, а Рокэ не ошибался. Все было отвратительно, и отвратительней всего были взгляды адуанов и кэналлийцев. Марсель на подобную прелесть насмотрелся вдоволь уже в Фельпе — так господа вояки в ожидании чудес и приказов таращились на Ворона. Все, включая распрекрасного Эмиля…
Валме злобно перечитал письмо. Описание событий, толковое, будто и не Эпинэ писал, подтверждало самые гадкие из догадок. Скверна, и не в Агарисе, а в Олларии, где приличных морисков днем с огнем не найти! Значит, придется самим, но беженцы, с ними-то как? Эпинэ пишет, их несколько тысяч… Пока. Вряд ли все, кому стало невмоготу в городе, собрались в один караван, многие выбираются сами. А где-то там еще и графиня Савиньяк…
Если «малышка Арлетта» погибнет, отец заживо съест полпровинции, а не уберегшим графиню Левию с Эпинэ лучше сразу удавиться. Или во избежание греха прикончить друг друга, что тоже грех, но меньший. Виконт с некоторой затравленностью обозрел развалины. Если вдуматься, бастионы и реки, даже с бревнами, далеко не самое неприятное, самое неприятное — решать, кому, когда и зачем умирать, а Рокэ, укуси его Этери, вздумал провалиться. Эх…
— Отправьте Эпинэ с его же гонцом указание, пусть тащит беженцев сюда, — изрек Валме, подхватывая кэналлийца под руку, — только упаси его Бакра переходить Кольцо. Ну а мы, мы, а не я, не мой родитель и не птице-рыбо-дура, займемся безобразием, которое уже произошло, и будем думать о тех, что еще только на подходе.
Сомнений насчет того, что безобразия подойдут обязательно, у Марселя не было ни малейших.
5
Ускакавшего Пьетро сменила пара ветеранов-сержантов. Новые хранители лезли из кожи вон, обороняя маршальскую родительницу от придорожных лип и взлетавшего с них воронья. Это раздражало бы, если б в хвосте отряда не везли пленного мародера. Пусть связанного, пусть нескладного — Арлетте он все равно казался опасным. Готовая обернуться страхом тревога напоминала начинающуюся простуду: жара еще нет, но кости уже ломит.
Для ночлега выбрали оседлавшую крутой холм мельницу. Пустую — умный мельник, судя по царившему везде порядку, снялся с места еще зимой, и это было отлично. Новых лиц Арлетта не вынесла бы, особенно услужливых.
«Фульгаты» устраивались основательно и умело. Кололи дрова, носили воду, расседлывали и обтирали лошадей. Графиню так и подмывало напомнить про бдительность, но остатки здравого смысла велели не учить ученых. Застать «закатных кошек» врасплох почиталось невозможным, но об одном Арлетта все же сказала. Уилер охотно согласился.
— Мерзкое зрелище, госпожа графиня, но вы не тревожьтесь, вязали ублюдка на совесть. Впрочем, засунем-ка мы красавчика в подвал…
Зачем Арлетта пошла на это смотреть, она не знала. Арно как-то говорил, что страх — штука несвоевременная. На тех, кто послабей, накатывает прежде времени, а сильные получают свое задним числом, когда все закончилось. Что ж, запишем себя в сильные и полюбуемся на закат…
Вид с холма завораживал; это еще не было севером, но обилие воды и россыпи валунов навевали мысли о Марагоне и о том, как Ариго привез ее к мужу. Один-единственный раз! Она не просила, но война притихла, а Пьер-Луи хотел сделать другу подарок. Сделал… Назад в Сэ графиня Савиньяк увезла серебряные марагские подвески, охапку кипрея и Ли с Эмилем.
Лето кончалось, кипрей почти отцвел и поседел, мальчишки стали маршалами — оба, — а в Марагону пришла война и утянула младшего. Арлетта смотрела в малиновый, будто марагская кокарда, закат и повторяла про себя письма Жермона и Придда. Они надеялись. Оба… Желание немедленно написать в Марагону было не из умных, но унять себя женщина не смогла. Отступив от обрыва, она пошла к дому, и тут же с травы вскочили сторожевые «фульгаты». Бедняги, как же им хочется посидеть у костра, почесать языки…
— Госпожа графиня, постойте!
Шабли никто не неволил, мэтр искал встречи сам. Похоже, кто-то из вояк угостил ученого мужа касерой, что явно придало ему смелости.
— Мне некогда, мэтр Шабли.
— Но выслушать меня вам придется!
— Хорошо, — согласилась графиня, завидев за спиной ментора вряд ли случайно сюда забредшего Сэц-Пуэна, — говорите, но я устала.
Шабли тоже мог бы устать — давно не путешествовал, да и здоровье… Однако начал страдалец бодро.
— Я требую, чтобы мне показали рукопись! — заявил он. — Профаны светские и, того отвратительней, церковные ничего не смыслят ни в истории, ни в словесности. Вам повезло, что рядом оказался я, более того, я предложил вам свои услуги. И что же? Меня, магистра описательных наук, отшвырнули, как подавшего не ту тряпку лакея!
Наверное, он в первый раз в жизни выпил. Наверное, он в первый раз в жизни не гадил исподтишка, а шел напролом, и Арлетте стало почти смешно.
— «О не взглянувший под ноги путник, исполненный желчи, — нараспев произнесла графиня, — перстень, что поднят другим, лучше тебе позабыть!»
— Отвратительный перевод, — воскликнул мэтр, повергнув графиню в изумление, — не передающий и сотой доли глубины оригинала.
— Вы предпочитаете: «путник, прошедший беспечно мимо сокровищ забытых, рук не протягивай к ним, клад отыскавших коря»?
— Чушь! — Мэтр повысил голос, и Сэц-Пуэн удивленно взглянул на расхрабрившегося подопечного. — Полная чушь и безвкусица, но она меня ранит! Я не могу спокойно слышать, как презренный фигляр калечит божественного Иссерциала.
— Иссерциала? — Арлетта неплохо знала великого гальтарца и не могла вспомнить ничего похожего на только что придуманные ею строки. — Вы, часом, не путаете его с… Павсанием Кабитэлским?
Магистр описательных наук не путал, он, даже не думая задыхаться, брызгал слюной и призывал на головы невежд и их покровителей громы, молнии и казни, до которых не додумались даже в Агарисе при эсперадоре Теонии. Беседа из забавной становилась неуютной, но уступать пьяному ментору Арлетта не собиралась, и тем более она не собиралась слушать злобный бред.
— Прекратите, — велела графиня. — Вы уже убедили меня в том, что доверять вам древние документы нельзя. Еще немного, и вы убедите меня, что вам нельзя доверять унаров. Отправляйтесь спать.
— О нет! — Шабли погрозил набалдашником трости зависшим над головой звездам. — Вы меня не прогоните, я уйду когда хочу, сказав что хочу! Вы думаете, я вас боюсь? Да я вас ненавижу! Вас, ваших наглых сыновей, которые скоро обломают зубы о дриксенских молодцов… Талигу давно пора проиграть и сдохнуть! Я хочу видеть, и я увижу, как ваш драгоценный Талиг едят черви! И вот тогда я…
Мышь пыталась лаять на сыр, ей казалось, что у нее получается. Из этого могла выйти забавная притча, но как же было противно…
— Мэтр Шабли, — не выдержал Сэц-Пуэн, — вы хотели говорить о переводах. Сударыня, прошу нас извинить! Мэтру Шабли… нехорошо, он не может отвечать за свои слова.
