— Надеюсь, что все… Давно хотел спросить, как вы оказались… — Леворукий, как сказать-то? «С нами»? С какими такими «нами»? — Я имею в виду…
— С Люра? — подсказал полковник. — Сперва я толком ничего не понял, потом растерялся, потом струсил.
— А Нокс?
— О, этот все понимал, знал, что делает, и боялся… не стать генералом. Не прикончи его Ворон, это сделал бы если не я, так покойный Халлоран.
— Или ещё кто-нибудь, — с неожиданным злым весельем заключил Робер. В Блоре Никола не ошибся, только Блор Карваля не заменит. Никто никого не заменит… Жаль, приходит это в голову, лишь когда ты почти потерял кого-то, без кого себя уже не мыслишь.
— Господин Проэмперадор, какие будут приказания?
— При первой возможности умыться, а то в темноте вас не разглядеть.
Блор засмеялся от души, Робер выдавил из себя смех, потому что сейчас это было нужно.
Глава 7. ТАЛИГ. ОЛЛАРИЯ
400 год К. С. 8-й день Летних Молний
1
Везение не могло быть вечным. Оно иссякло, когда авангарду до ворот Лилий оставалось не больше четверти часа. Первые повозки как раз выползали на Амбарную площадь, огибая церковь покровителя столичных торговцев святого Филиппа, к которой вплотную примыкали пресловутые амбары, вот из ворот одного такого и выскочили смутные тени. Завизжали женщины, грохнул выстрел, сообразив, что происходит, к ублюдкам с двух сторон бросились южане и ребята Грейнджа, и в них, освещенных факелами, из темноты полетели арбалетные стрелы.
— Крыши, — заорал Робер, — крыши!
Проэмперадор обязан беречь свою шкуру, Проэмперадор, выхватив пистолет, дал Дракко шенкелей, и вот они, грабители! Наглые твари, пока дружки отвлекают охрану, решили карету целиком увести. Нацелились на самую большую, а значит, богатую. Не успели. Испуганные лошади не желали слушаться кого попало, и голубчики застряли, а жадность, не позволившая бросить добычу, доконала. Поминая Леворукого и разные его привычки, стражники навалились на обнаглевших грабителей. Робер слышал крики, когда разряжал пистолет в чью-то раззявленную пасть, когда рубил наотмашь гвардейским палашом, когда пустил Дракко на шарахнувшегося налетчика. Полумориск не оплошал — сбив мерзавца грудью, вскинулся на дыбы и добил. Эпинэ почуял эту смерть, словно сам стал лошадью, боевым иноходцем, перескочившим с закатного гербового поля прямо в гущу схватки, которая кончилась столь же внезапно, как и началась.
В брошенной карете кто-то возился, рыдал и… тявкал, возница успокаивал храпящих рысаков, чей-то факел выхватил герб на дверце. Фукиано… Надо же, а он знать не знал, что к каравану присоединилась столь важная персона, сейчас, чего доброго, высунется. Объясняться со склочной старухой Эпинэ не собирался, тем паче за амбаром, на площади и на крыше продолжалась возня.
Да, без него там обойдутся, да, себя надо беречь! Иноходец недрогнувшей рукой послал жеребца в обход кареты прямиком на шум, на ходу доставая из ольстры заряженный пистолет.
Выкрики, лязг стали, один выстрел, другой. Сверху мешками валятся тела. Глухие шлепки, никто не стонет и не пытается встать — трупы. Вот и на Амбарной стихло, стихло вообще, только ветер услужливо доносит с площади отрывки команд. Уверенных. Четких.
Распоряжавшийся голос даже издали казался знакомым, и Робер, не смея поверить до конца, рванулся вперед, обходя устало опускавших оружие солдат.
Точно, Никола! Живой, хотя и нельзя сказать, что совсем уж невредимый, голова обвязана, мундир будто собаки рвали, но рубины на подаренной благодарными горожанами цепи горят чуть ли не ярче прежнего. Рядом знакомые и, вопреки здравому смыслу, счастливые рожи. Закатные твари, а это еще что такое?! Откуда?!
Статная, увешанная оружием фигура выплывает из-за спин южан. Блестя кирасой, господин Бурраз-ло-Ваухсар устремляется навстречу Проэмперадору, ловко управляя белоснежным конем. Дракко, жеребец есть жеребец, хищно прижимает уши, изготовляясь к драке, — что ж, отличный повод уклониться от объятий.
— Любезный Проэмперадор, — кагет тоже вынужден унимать своего красавчика, — я и мои воины искрение рады быть вам полезными!
— Благодарю вас. — Воины всяко не помешают, особенно вон тот верзила в кольчуге. На такого прежде чем полезть, сто раз подумаешь, будь хоть распробесноватым. — Прошу простить, я должен переговорить со своим генералом.
— О, конечно же…
2
Растаскивали сцепившиеся экипажи, перевязывали и распределяли по повозкам раненых, как могли, успокаивали людей. Без Робера, который разве что подвел к Левию давешних трактирщика с аптекарем, рвавшихся делать хоть что-то полезное.
Никола, что требовалось, уже сделал — отправил очистившего крыши Дювье проследить за остатками разбитой банды и теперь просил, именно просил, раздери его кошки, разрешения доложить Монсеньору.
— Докладывай! — Лэйе Астрапэ, он согласен на любые слова и на любые выходки! Даже на Бурраза и ведьму Фукиано, если это плата за возвращение Никола.
— Монсеньор, нам удалось гораздо меньше, чем вам…
Маленький генерал рассказывал понятно, коротко и беспощадно. Взрыв беспорядков вынудил его метаться по Новому городу. Сначала южане справлялись, потом стало совершенно непонятно, что происходит и какую дыру затыкать. Грабежи, погромы, драки возникали то тут, то там, пули и петли уже не помогали, а затем пришла новость про барсинцев.
— Попытка немедленно уничтожить изменников не удалась. — По скулам Карваля заходили желваки. — Я думаю, этот сброд возглавил и заставил слушаться приказов кто-то из опытных офицеров, но не представляю, кто именно. Нас встретила не беспорядочная толпа, а две, если не три, готовые к бою роты. Вырвавшиеся из Доры барсинцы успели вооружиться, привлекли на свою сторону негодяев из других полков и всякую городскую сволочь. После серьезной перестрелки пришлось отступить. Говоря откровенно, нас сильно потеснили, но потом у мятежников что-то случилось, и они оставили нас в покое.
— Когда это было?
— Точно не скажу, где-то после пяти. Вам что-то известно?
— Похоже, их отвлек Салиган, он обещал попробовать. Что вы делали потом?
— Я попытался собрать в один кулак всех, кто был рассеян но городу, но до конца этого сделать не удалось. Лигисты, которых следовало выловить и перевешать еще зимой, повязали свои проклятые ленты и привели толпу каких-то головорезов и солдат других полков, последовавших примеру барсинцев. Напали сразу с нескольких сторон, да еще и горожане стали помогать преступникам…
То, что драка вышла страшной, Робер понял, хотя Никола был предельно скуп на слова, а вот что маленького генерала задело по-настоящему, так это предательство города, который он спасал всю зиму и теперь считал своим. У Робера в сердце сидела та же заноза, но ведь оставался аптекарь со своей настойкой, раздававший сыры и ветчину трактирщик, были Карой и полковник Блор, сказавший что-то важное. Даже Бурраз, и тот остался человеком.
