— Нареченная Юлианой… Ничтожная должна…
— Сиди. Ты ее не найдешь…
Стреляют и кричат совсем рядом, за обозными повозками, на тропе, по которой подносят раненых. Прежде там было тихо, только от подножия холма доносился ропот битвы, он доносится и сейчас…
— Ну и «гуси» нынче пошли, — шипит драгун. — Подбираются, будто кошки… По склону поднялись, что ли?
В проход между повозок спиной вперед вываливается «лиловый», тот, что принес черную весть. Правая рука воина висит плетью, левая сжимает оружие. Двое, что его теснят, могут быть лишь дриксами, одетые в серое, они неистово машут клинками; все трое кружат, сходятся, «серый» падает, и на него оседает «лиловый». Уцелевший, рослый, в расстегнутом мундире, то ли рычит, то ли хохочет и оборачивается, у него лицо зверя, и он так близко… Десять шагов, нет, меньше…
Кровь на клинке страшна, но полные злобы глаза страшнее… Дрикс видит, кто перед ним, и смеется, размахивая своим оружием, потом оборачивается, что-то крича тем, кто идет следом, но еще не виден. Те отвечают, и дрикс, ухмыляясь, делает шаг к добыче.
— Гр-ра-ах-х! — взлаивает над самым ухом у гоганни, и тело чудовища бросает на борт повозки. Оно еще пытается встать, дважды и один раз дергается и рушится возле колес на залитую не его кровью подушку, на грязные бинты, которые оставил Герхард, а Мэллит не успела унести к кострам.
— Мелхен… помоги! — Нареченный Бертольдом пытается сесть. — Я сам… не смогу…
Как ничтожная поняла? Но ведь поняла же: лежа на спине, очень тяжело заряжать пистолет, нужно сесть, но сидеть без опоры драгуну трудно. Метнулась, изо всех сил вцепилась в плечи, потянула, приподняла, упираясь в широкую спину всем телом. Нареченный Бертольдом лихорадочно возился со своим оружием, он не успевал, но у прохода встали двое «лиловых», они не пускали тех, кто рвался в щель меж повозок, только другие уже текли по тропе, как двинувшаяся вспять река.
Мэллит, Бертольду, тем, кто лежал выше, на площадке, куда утром поднималась гоганни, грозили те, кто дрался с людьми первородного, но большинство раненых были возле тропы, и их никто не защищал. Никто, кроме… Нареченная Юлианой прижималась спиной к затянутому полотном краю последней повозки, держа в отведенных назад руках дымящийся черпак, а дальше, у котлов, застыли певицы, и тоже с черпаками.
— Сиди… Сиди… Я… сейчас!
Один пистолет, один выстрел… Драгун еще не был готов, а первому из дриксов до роскошной оставался лишь шаг; Мэллит оставалось лишь смотреть или закрыть глаза, ожидая уже своей судьбы.
— А ну вон, уроды! — Роскошная ахнула и развернулась, выплескивая содержимое черпака в лица набегавших. — Агмар-рен!
— Вот вам… жрите!
— Шпарь гусятину!!!
— А-у-у-у-у-о-о-о-о!!!
Такого крика Мэллит еще не слышала. Трое страшных выли, хрипели, катались по земле, ведь они бежали первыми, и им досталось больше других. Еще один, стоя на коленях, судорожно тер лицо, он ревел громче осла и рычал злее пса. Уцелел лишь бежавший последним; бранясь, он отпихнул в сторону обваренного, желая броситься на женщин, но пистолет в руке драгуна теперь был готов.
Снова «Гра-а-а-ах-х», дрикс складывается пополам, роняя мушкет. Певицы кидаются вперед, они кричат и бьют черпаками подставленный затылок, потом еще раз и еще. А роскошная… она поднимает с земли большую шпагу и вонзает в так и не вставшего с колен.
— Супчик… — шепчет драгун, — с гусятинкой…
Пистолет падает наземь, а нареченный Бертольдом валится назад, на сидящую у него за спиной Мэллит. Тяжелое тело не дает встать, но она и так видит, как заслоняет роскошную вновь сменивший полотно на сталь Герхард, как ищет добычу его клинок. Все больше женщин хватает черпаки, и кипящий суп находит себе новые жертвы. Кричат марагонки, кричат обожженные, отшатываются, закрывают лица те, кто понял опасность, но долго это продолжаться не может — вот один дрикс прорвался сквозь заслон, другой… Падают под их ударами не отступившие певицы, падают пытавшиеся помочь женщинам раненые; враги все прибывают, но им навстречу спешат те, кто не участвует в бою. Они стары, юны, слабы и не умеют владеть оружием, но они бьются. Не уступая в ярости и презрении к смерти, они превосходят числом, а сверху уже бегут ополченцы, опускают мушкеты, бьют по тропе. И пушки… Они продолжают стрелять.
— Как вы тут? — спрашивает долговязый с малиновым поясом, и Мэллит отвечает:
— Деремся.
5
Этот сумасшедший Валентин так и остался стоять впереди всех, завернув даже кинувшихся к нему «лиловых». Стоял и ждал. Серый ковырял копытом землю и недовольно прижимал уши — мертвые тела, конское и человеческое, жеребца несколько раздражали, но Придд не сдвинулся ни на шаг.
Дриксы подъезжали очень медленно, пристально всматриваясь не только в одинокого полковника, но и в выстроившихся вдоль промоины кавалеристов. Оружие было обнажено у всех, однако никто не спешил пускать его в ход. Одни ждали, другие приближались, будто звери, еще не решившие, драться им или уходить. Сотня шагов, сорок, двадцать… «Лебединые каски» останавливаются, расступаются, пропуская еще одного генерала еще на одном сером жеребце и с ним пару младших офицеров. Так вас, друзья дорогие, трое? Это повод… Чарльз уже трогал коленом измотанного коня, когда справа от строя отделился Йоганн. Валентин этого или не видел, или не возражал, а может, не желал оборачиваться в присутствии дриксов.
Генеральский зильбер изогнул шею колесом, уходя за поводья. Его наездник коротко наклонил голову. Еще не старый, с седыми висками, он чем-то напоминал Стоунволла.
— Не ожидал встретить лиловый эскадрон здесь.
— Простите, господин Рейфер, но разве, будучи на Мельниковом лугу, вы ожидали встретить нас у Болотного кургана?
Дрикс заговорил на талиг, Придд ответил на дриксенском, дрикс сдерживал зильбера, поводья мориска свободно провисали.
С юга, напоминая о сражении, доносился приглушенный треск выстрелов, изредка прорезаемый гулкими ударами пушек. Лагерь держался, а они, перебив одних «гусей», болтали с другими. С врагами, которых следовало прикончить или, по крайней мере, задержать. Это было почти предательством, и рука сама тянулась к ольстре, но что-то подсказывало — не спеши, не надо…
— Болотный брал не я. — Рейфер остался верен чужому языку, возможно, из-за адъютантов. — Однако в рапорте фок Гутеншлянге ваше появление названо неожиданным. Впрочем, оно мало что меняло.
— О том, что произошло, мы знаем. О том, чего не случилось, можем лишь гадать. Приношу свои извинения, говоря «вы», я имел в виду вашу сторону в целом.
— Вы меня знаете, а я хочу знать человека, столь склонного к неожиданным появлениям.
— Полковник Придд. Сударь, неожиданности сегодняшнего дня вынуждают нас решить, кто мы друг другу. У Эйвис подобный вопрос не стоял, но здесь, — шпага Валентина указала на юг, — идет сражение, и наше место или… с вами, или там. Тех, кто нам противостоит, я счел бы дриксенцами, если б не их знамена и не наш разговор.
