В подвале царила гнетущая, гробовая тишина. Сквозь тощий
тюфяк до Тины добрался холод пола, все тело болело от неудобного положения.
Руки, связанные за спиной, онемели. Вот так приговоренные к смерти ждут ее как
избавления.
«Есть жнец, смертью зовется он…» – вспомнились знакомые
стихи.
Перед закрытыми глазами поплыли фарфоровые фигурки из часов
дяди Бо – рыцарь, монах, купец… Да уж, завтра утром смерть придет к Тине не в
виде скелета с косой, а в образе отвратительного садиста или рыжеволосой
стервы.
Тина скрипнула зубами, представив эту парочку.
Она приподнялась, передвинулась немного на своем тюфяке, пытаясь
устроиться поудобнее. Руки совсем онемели.
Вдруг между тюфяком и стеной что-то блеснуло.
Тина еще немного приподнялась и пригляделась.
Из-под края тюфяка выглянул кончик стального лезвия.
Это был нож, которым Василий угрожал своей рыжей напарнице.
Видимо, когда она швырнула его на пол, нож вылетел из руки и закатился под
тюфяк. Не веря своим глазам, Тина смотрела на нож.
Это был шанс на спасение. Пусть слабый, призрачный – но все
же шанс. Или не на спасение, а на избавление от завтрашних мук.
Тина бросила настороженный взгляд в сторону лестницы и люка,
передвинулась ближе к стене и повернулась так, чтобы нож оказался возле ее
связанных рук. Она попыталась ухватиться за него пальцами, но онемевшие руки
плохо слушались, нож сразу выскользнул и откатился со звоном.
Сердце замерло от страха, звон в пустом помещении показался
слишком громким. Если рыжая услышит, она не поленится прийти проверить, что тут
гремит. Тина перевела дыхание, сосчитала до двадцати, чтобы успокоиться.
Кажется, те наверху ничего не слышали, наверное, рыжая отдыхает, а Вася
зализывает раны.
Главное – не паниковать, времени у нее достаточно.
Она снова придвинулась к ножу, но на этот раз попыталась
перепилить о его лезвие стягивающие запястья веревки.
Сначала нож сдвинулся с места, поранив кожу на запястье.
Тина скривилась от боли, однако придвинулась еще ближе к стене и повторила
попытку.
На этот раз рукоятка ножа попала в углубление стены,
застряла там, и нож перестал соскальзывать. Теперь дело пошло значительно
лучше, Тина чувствовала, как с каждым ее движением одно за другим лопаются
волокна веревки.
Наконец она перепилила последние волокна, и руки
освободились.
Она облегченно вздохнула, вытянула руки перед собой.
На запястьях виднелись багровые полосы от веревок, глубокий порез
на левой руке кровоточил, руки онемели и не слушались ее – но это был шаг к
свободе, пусть совсем маленький…
Тина растерла руки, чтобы восстановить кровообращение.
При этом руки ужасно заболели, а кровь из пореза потекла
сильнее.
Она нашла в кармане брюк платочек, обмотала порезанную руку,
затянула повязку зубами.
Теперь дело пошло гораздо бодрее.
Тина разрезала веревки на ногах, поднялась с тюфяка и
сделала несколько приседаний, чтобы вернуть подвижность.
И только тогда осознала, как ей еще далеко до свободы.
Конечно, она сумела освободиться от веревок, больше того – у
нее есть нож, но что она может сделать против двух опытных бандитов?
Василий внушал ей ужас, но на самом деле рыжая девица была
еще опаснее: Тина видела, как легко она расправилась со своим здоровенным
напарником. А ведь он тоже был вооружен, причем этим самым ножом… Так что же
может сделать неопытная манекенщица против двух настолько опасных противников?
Она понимала, что единственное, что можно им
противопоставить, – это внезапность. Но о какой внезапности можно
говорить, если единственный путь к свободе – это гулкая металлическая лестница
и тяжелый, неподъемный люк? Допустим, что шагов ее по лестнице они не услышат –
уж что-что, а ходить как надо модели умеют, да и вообще она сейчас босиком, но
невозможно бесшумно и незаметно открыть крышку люка!
Вот если бы они сами открыли люк и начали спускаться в
подвал, это дало бы ей хоть один шанс…
Тина подошла к лестнице, внимательно осмотрелась.
Чуть в стороне вдоль стены проходили металлические трубы,
под ними на полу валялись комья застывшего цемента.
Она подобрала несколько таких комков, осторожно, на
цыпочках, поднялась по лестнице и замерла на площадке под самым люком, плотно
прижавшись к бетонной стене. Покосившись на закрытый люк, Тина примерилась и
швырнула цементный комок в металлическую трубу.
В мертвой тишине подвала грохот показался ей оглушительным.
Ее тюремщики наверняка услышали этот грохот, и сейчас кто-то
из них заглянет в подвал, чтобы узнать, в чем дело…
И тут Тина явственно поняла, что не сможет ударить человека
ножом. Даже прекрасно понимая, что от этого удара зависит ее жизнь. Возможно,
если бы у нее был пистолет, она смогла бы нажать на спусковой крючок, но
вонзить стальное лезвие в человеческое тело – на это ей не хватило бы
решимости…
Она стояла, прижавшись спиной к холодной бетонной стене, в
ужасе ожидая появления своих тюремщиков и сознавая, что ничего хорошего это ей
не сулит.
«Ничтожество! – ругала она себя. – Вешалка для
одежды, умеющая только переставлять ноги по подиуму! Не можешь ударить человека
ножом! Да ведь это не люди! Василий – ненормальный садист, сколько человек он
уже замучил, а рыжая – хладнокровная, равнодушная убийца! И этих тварей мне
жалко?»
Тина подумала еще немного и поняла, что нисколько не жалко,
просто рука ни за что не сумеет вонзить нож в живое человеческое тело.
Правильно тетя Зина говорила когда-то в сердцах, что Тина – манная каша и
овсяный кисель!
Секунды складывались в минуты, время шло, но по-прежнему
ничего не происходило, люк не открывался. Тине надоело затянувшееся
самоуничижение и диалог с самой собой, она приникла к люку вплотную и
прислушалась.
Стояла по-прежнему могильная тишина. Неужели они не
расслышали грохот?
Тина швырнула еще один кусок цемента, потом еще один… подвал
наполнился грохотом, эхо удваивало, утраивало его. Тина зажала уши, чтобы не
оглохнуть…
Но никто по-прежнему не заглядывал в люк.
Ее посетила безумная надежда: вдруг тюремщики сбежали,
оставив ее без присмотра? Вдруг криворотый шеф дал им новый приказ и про нее
попросту забыли? Или решили, что она никуда не денется?
Тина уперлась в крышку люка, толкнула ее.
Крышка была очень тяжелой, в первый момент ей показалось,
что люк заперт и она навсегда останется в этом ледяном подвале, умрет здесь от
холода…
Но она уперлась плечом, поднялась еще на одну ступеньку,
чтобы улучшить опору, поднатужилась – и крышка люка медленно, со скрипом
поползла вверх.
