Поднявшись на свой этаж, Тина вышла из лифта и полезла в
сумочку за ключами. Как обычно, ключи завалились на самое дно сумки, и она,
чертыхаясь, перебирала ее содержимое, давая себе слово сегодня же навести в
сумке порядок. Вообще ей давно уже пора навести порядок не только в сумке, но и
в квартире, и в своей жизни…
С этими благими намерениями Тина наконец достала ключи и
шагнула к двери…
И замерла как громом пораженная.
На коврике перед дверью опять лежала кукла.
Но не та, что вчера.
На этот раз площадка была ярко освещена – кто-то из соседей
усовестился и ввернул лампочку, и при ярком свете она хорошо разглядела на
коврике Кена, жениха Барби.
Медленно, испуганно, как будто шагая по минному полю, Тина
подошла к коврику, наклонилась и осторожно подняла куклу.
Ей было страшно прикасаться к ней, она испытывала какое-то
чувство брезгливости, но в то же время ее действиями руководило мучительное,
болезненное любопытство.
Двумя пальцами она держала куклу и разглядывала ее с тем же
двойственным чувством.
Кен был одет в самый обычный костюм, немного запыленный и
запачканный – что неудивительно, если он несколько часов валялся на коврике
перед дверью. Неприятно поразило Тину другое: в горло куклы была воткнута
булавка, и грудь Кена была измазана чем-то красным. Может быть, чем-то вполне
безобидным, например губной помадой или клубничным конфитюром, но Тина не могла
отделаться от чувства, что это кровь, пролившаяся из пронзенного горла…
И еще одно.
Левая нога куклы была неестественно вывернута.
Тина смотрела на изуродованную куклу, не в силах оторвать от
нее взгляда, и не могла отделаться от мысли, что держит в руке мертвого
журналиста Мухина…
Если вчерашняя кукла могла быть случайностью, если ее
сходство с Алисой Липецкой могло Тине просто померещиться, то теперь у нее не
было никаких сомнений.
Кто-то нарочно подбросил ей эту куклу, придав ей сходство с
Мухиным. Кто-то, кто очень хорошо знал подробности обеих смертей. Точнее –
обоих убийств…
А кто лучше знает эти подробности, чем сам убийца?
Тина почувствовала, как по ее спине пробежал озноб.
Убийца дразнит ее, играет с ней, как кошка с мышью.
Что он хочет сказать ей этими двумя куклами? Что она тоже
кандидат в жертвы? Что она станет следующей?
«Есть жнец, смертью зовется он… – прозвучал в ее голове
негромкий голос. – Властью от Бога большой наделен… когда косить он
станет, и нас с тобой достанет…»
Тина сжала кулаки, так что кукла в ее руке жалобно
скрипнула. Убийца изощренно мучает ее, заставляет трястись от страха, он хочет
лишить ее сна и покоя… Неужели она сдастся без сопротивления, неужели будет
играть по его правилам, послушно изображая трясущуюся от страха мышь?
Взяв себя в руки, Тина пересекла площадку, подошла к
мусоропроводу и выбросила туда искалеченную куклу. Перед тем как разжать руку,
она еще раз взглянула на Кена.
Вывернутая нога, залитая красным грудь, помятый и запыленный
костюм… кто-то очень постарался, придавая кукле сходство с убитым журналистом.
Только лицо… кукольное, мальчишеское личико Кена ничуть не напоминало хитрую,
неприятную физиономию Мухина. Вряд ли кто-то пожалел о нем, вряд ли кто-то
вспомнил его добрым словом. Наоборот, наверняка очень многие облегченно
вздохнули, узнав о его смерти. Он многим успел насолить своими беззастенчивыми
публикациями, своей беспардонной пронырливостью… может быть, его и убил кто-то
из персонажей его грязных статеек – убил, чтобы отомстить за свою испорченную
репутацию или, скорее, чтобы предотвратить очередной скандал, помешать Мухину
вывалить на люди очередную груду грязного белья…
Но Тина не верила в такой мотив.
У нее из головы не выходили слова Мухина: «Я с вами хочу
поговорить о вчерашнем… я кое-что видел…»
Возможно, это были последние слова в его жизни.
И почти наверняка кто-то убил его для того, чтобы Мухин
никому не успел рассказать, что же такое он заметил на вчерашнем показе…
Ночью ей снился высокий мрачный замок на крутой горе,
крепостная стена была утыкана пиками, а на них насажены человеческие головы,
все как одна похожие на голову убитого Виктора Мухина. Глаза у голов были
открыты и смотрели на Тину с немым осуждением – что же ты не поговорила со
мной, что же ты не поспешила?
Тина во сне опускала глаза, чтобы не видеть страшных голов,
но тогда был отчетливо виден поднимающийся мост через ров, ворота открывались,
и из замка выезжали одна за другой хорошо знакомые ей фигуры.
Первым появлялся мрачный рыцарь в тускло блестевших доспехах
и стальном шлеме с опущенным забралом. Плюмаж на шлеме был из траурных черных
перьев, а когда рыцарь приподнял забрало, стало видно, что у него нет лица.
Следом вышел, опираясь на суковатый посох, суровый монах в грубом плаще с
капюшоном. Пройдя мост, монах откинул коричневый капюшон, и стало видно, что у
него тоже нет лица. За ним выехал из ворот купец на ослике и тоже снял шляпу,
чтобы было видно, что и у него нет лица. И наконец вышел, ковыляя и
издевательски скалясь, скелет с косой и, казалось, заглянул Тине прямо в душу
пустыми глазницами.
«Есть жнец, смертью зовется он, властью от Бога…» – зазвучал
в ушах неживой голос.
– Нет! – крикнула Тина и проснулась.
Сердце колотилось так громко, что, наверное, было слышно на
улице. Она вытерла испарину на лбу и посидела немного, успокаиваясь. Как
страшно просыпаться одной в пустой квартире! Может, и вправду завести кота или
собаку? Но они будут скучать без нее целыми днями и зачахнут от тоски.
Может быть, отдаться в руки дяде Бо? Он проведет курс
психотерапии по всем правилам. А что, он мастер своего дела, у него обширная
клиентура, его ценят. Стоит Тине только заикнуться про страшные сны, как он тут
же отправит ее на кушетку. Но как объяснить наличие кукол под ее дверью? Ведь
куклы были, ей это не привиделось, кто-то хочет свести ее с ума, запугать.
«Ну уж нет! – сказала себе Тина. – Я многое
преодолела, справлюсь и с этим сама. Мы еще посмотрим, кто кого!»
Стало легче, и она заснула крепко, без сновидений.
Разбудил ее телефонный звонок.
Тина приподнялась на локте, тупо уставилась на будильник.
Еще только восемь часов, а ведь сегодня с утра ей никуда не
нужно, и она собиралась выспаться до отказа! Полноценный сон для модели – это
не каприз, не прихоть, а главная жизненная необходимость, ведь от него зависит
цвет лица!
Она схватила трубку, поднесла ее к уху и недовольно
проворчала:
– Ну что еще?..
– Муромцева, ты еще в постели? – донесся из трубки
скрежещущий, как металл на сорокаградусном морозе, голос Эльзы
Михайловны. – В десять ноль-ноль ты должна быть в «Вампуке»! Там будет
репетиция завтрашнего показа!
