– А почему ты так уверен, что не получишь немедленно по
физиономии за этакие речи?
Мазур ухмыльнулся:
– Потому что нутром чую: ты совершенно нормальная женщина, а
любой женщине в глубине души приятно, когда к ней питают дикарскую страсть...
– Надо же...
– Будь уверена.
– Мне что, следует в обморок упасть с закружившейся от столь
пылкого излияния чувств глупенькой головкой?
– Достаточно будет, если ты стыдливо покраснеешь, –
сказал Мазур великодушно.
– Нахал...
– Это я подобным образом маскирую застенчивость, –
признался Мазур.
– А ты, случаем, не забыл, что я просто-напросто наняла тебя
на нехитрую работу? – прищурилась она.
Мазур в секунду ссыпался с постели и встал по стойке
«смирно»:
– Конечно, мэм! Само собой, мэм! Готов приступить к работе!
Что прикажете делать – катать квадратное или таскать круглое? Об одном прошу,
хозяйка, мэм: не заставляйте меня выбрасывать старые бумеранги – уж мы-то,
австралийцы, знаем, какой это тяжкий и безнадежный труд...
– Сядь, – сказала Энджел. – Работы пока что нет,
но обязательно будет... Значит, застенчивость маскируешь? Мило. Что-то я не
встречала застенчивых моряков, равно как и лесных бродяг...
– Ну, какой из меня лесной бродяга, – сказал
Мазур. – Так, недолгий и неудачный дебют...
– Налей виски. Уж это ты должен уметь...
– А как же, мэм, хозяйка, – сказал Мазур, ловко
манипулируя с бутылкой, стаканами и сифоном. – Дело для моряка знакомое...
«Интересно, какого тебе рожна от меня надо? – подумал
он со своей обычной в таких случаях здоровой подозрительностью. – Ладно,
предположим, что девочка ты раскованная и современная, к тому же пребываешь
вдали от дома, где нет нужды заботиться о репутации. Вот и решила покувыркаться
на чистой простыне с первым попавшимся подходящим экземпляром. Но все равно, на
кой черт тебе шофер и такелажник в одном лице, если машину ты и сама водишь
прекрасно, а ничего особо тяжелого в доме пока не заметно...»
Она отпила из своего стакана, на миг опустила длинные
ресницы и спросила доверительно:
– Ты знаешь, что такое – современный журналист?
– Смутно представляю, – сознался Мазур.
– Вампир, – безмятежно сказала Энджел. – Честно
тебе признаюсь. Для вампира весь род людской – винный подвал. А для
журналиста... В принципе, то же самое. На все и вся, что тебе только
попадается в жизни, смотришь, задавая себе один-единственный вопрос: а нельзя
ли из этого сделать пристойный репортаж?
– Ах, вот оно в чем дело... – удрученно сказал
Мазур. – А я-то, простая австралийская душа, решил, что на тебя произвели
неизгладимое впечатление моя белозубая улыбка и ясный взгляд...
– Ага, – сказала девушка. – А еще твоя свежая виза
в паспорте. Здесь строго следят за здоровьем въезжающих в страну, так что, если
тебе дали визу, не обнаружили никакой заразы...
– Бог мой, как ты цинична...
– Прагматична.
– Ну, тогда скидывай халат и иди сюда.
– Перебьешься, – сказала Энджел с улыбочкой. –
Нет, серьезно... С тобой в джунглях не случилось, часом, чего-нибудь
интересного? Заклятые клады, дожившие до наших дней динозавры, индейские
людоеды...
– Увы, – сказал Мазур. – Вынужден тебя
разочаровать. Мне и в самом деле подвернулись субъекты, у которых была
абсолютно достоверная карта, совершенно точно указавшая место, где во время
Кортеса индейцы закопали золото... (Энджел сделала презрительную гримаску).
Ага, вот именно. Я как-никак повидал мир и в людях разбираюсь... Нет, они вовсе
не пытались меня охмурить – с меня нечего взять. Они сами искренне верили, что
карта, которую им какой-то прохвост впарил в столице – настоящая и доподлинная.
Но я быстро понял, что к чему, махнул рукой и вернулся. Пусть себе ищут – дай
бог, вернутся живыми...
– Действительно, ничего интересного, – согласилась
Энджел. – Жаль.
– Хочешь, расскажу, как я однажды видел в Желтом море
морского змея?
– Не хочу, – сказала Энджел. – Во-первых, из
морского змея нынче не выжмешь приличной сенсации, а, во-вторых, ты, по лицу
видно, это только что выдумал...
– Ну, мне же хочется произвести на тебя впечатление, –
сказал Мазур. – Честное слово, ты обалденная девочка, зубы сводит...
– Спасибо за комплимент, – прищурилась она. –
Особенно ценный в устах моряка, повидавшего, бьюсь об заклад, столько
экзотических женщин в разных далеких портах... Интересно было, а?
– Уж это точно, – без улыбки сказал Мазур.
И вспомнил самую экзотическую свою красотку – очаровательную
Мэй Лань, змею подколодную, вспомнил ночную рукопашную на палубе того
суденышка, когда в нем впервые вспыхнула нешуточная боязнь не одолеть... Ах,
какая женщина, лютому врагу б такую...
– Вспомнил что-то интересное? – тут же прицепилась
Энджел.
– Да нет, – сказал Мазур, торопливо отгоняя крайне
неприятные воспоминания. – Сплошная ерунда... Ничего интересного нет в
этих экзотических красотках...
– Потому, наверное, что это были сплошь проститутки?
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Вовсе не сплошь...
Он не стал рассказывать, что во времена, казавшиеся сейчас
седой древностью, у него на одном экзотическом островке была самая что ни на
есть законная по тамошним порядкам жена, всецело подходившая под определение
«экзотическая красотка». И с легкой грустью поймал себя на том, что никак не
может вызвать в памяти лица своей недолгой благоверной, даже имя всплыло из
глубин с превеликим трудом...
– Знаешь, а я пришла покаяться, – сказала Энджел вдруг.
– Ну да? – с интересом спросил Мазур. – Я, конечно,
не священник, но постараюсь принять вашу исповедь, дочь моя... Вот, к примеру,
сколько у вас было...
– Подожди, – прервала она. – Я серьезно. Каюсь,
каюсь... Мне тут пришла в голову мысль, как тебя использовать. Убери с
физиономии похотливую ухмылку, я не о том... В общем, мне не особенно
нужен шофер или носильщик...
– Мне тоже это в голову пришло. Тогда? Я на что угодно
готов по причине лютого безденежья, разве что в рабство на плантации не
согласен...
– Успокойся, – сказала девушка. – Рабства даже
здесь давно уже нет. Видишь ли, все дело в том, что мне позарез нужен... точнее
говоря, нужна импозантная вывеска.
– Интересно, – сказал Мазур. – И главное непонятно
пока что.
– Ничего сложного, ты быстро поймешь... Понимаешь, нравы тут
специфические. Здешние мужики, все поголовно, крутые мачо – и не важно,
по-настоящему, или просто полагают себя таковыми. Дело даже не в долгом
владычестве хунты, а в вековых традициях. Только мужчина имеет право на
серьезную профессию, а женщина, особенно молодая, на каждом углу сталкивается с
тем, что к ней относятся совершенно несерьезно. Не принимают всерьез, хоть ты
тресни. Меня предупреждали, но я не придала значения. Оказалось, чистая
правда... Короче говоря, мне чертовски трудно работать...
