Наверное, она сделала это не столько из мести, сколько из
осторожности: он мог сообщить о происшедшем своим хозяевам, и те пришлют сюда
новую команду. Она не знала точно, зачем она это сделала, — инстинкт
самосохранения работал на полную, и она просто следовала тому, что приказывала
ей природа.
Впрочем, так или иначе, они скоро узнают о бойне на просеке,
но теперь у Леры хотя бы был небольшой запас времени.
Немного не доезжая до поселка Тереярви, она бросила джип в
лесу, забросав ветками и папоротником, чтобы его не сразу было видно с дороги,
ключ оставила в замке зажигания. Последние полчаса она шла пешком, потому что
появление в поселке изрешеченного пулями джипа наверняка вызвало бы у жителей
нежелательный интерес.
Лера торопливо прошла мимо домов и оказалась на остановке
рейсового автобуса, который довез ее до Зеленогорска.
Там она смешалась с шумной толпой дачников, села в электричку
и прикрыла глаза. В вагоне было тепло, вокруг сидели и стояли люди — живые
люди. Только теперь она почувствовала себя в относительной безопасности, только
теперь перестала быть дичью, загнанной и преследуемой, и позволила себе
осознать все, что произошло за последние несколько часов.
Только теперь она смогла позволить себе эмоции.
Дело было не только в том, какие страшные события сегодня
разыгрались, события, едва не ставшие для нее роковыми.
Дело было в другом.
Она никогда не могла на кого-то опереться, никогда у нее не
было такого мужчины, который принял бы на себя все ее заботы, все проблемы,
требуя в ответ только одного — быть самой собой, быть женщиной. Всю
сознательную жизнь ей приходилось самой принимать решения, самой пробиваться,
расталкивая окружающих локтями, сражаясь за место под солнцем. И она уже
привыкла к такой неженской самостоятельности. Но, как всякая нормальная
женщина, она мечтала о мужчине, на которого могла бы опереться.
Лера вздрогнула, потому что из окна электрички потянуло сырым
холодом, и пришла в себя. Что это на нее нашло? Нашла время раскисать и думать
о каком-то мифическом мужчине, который станет о ней заботиться! Никогда в жизни
у нее таких мыслей не было. Это Ритка, упокой Господи ее душу, мечтала о
прекрасном принце на белом «Мерседесе». Она же, Лера, никогда не тратила время
на такую ерунду. Всегда нужно рассчитывать только на собственные силы. Вот
только силы эти, кажется, на исходе.
Митька, конечно, не был опорой, и вообще был далеко не
подарок, но все же между ними было какое-то тепло. По крайней мере их связывали
воспоминания юности, его детская влюбленность.
И вот теперь его нет, и Лера почувствовала в душе тяжелую,
гулкую пустоту, как будто у нее вырезали какой-то орган — не то чтобы жизненно
необходимый, но привычный, вроде миндалин. И теперь на его месте зияла
непривычная пустота…
— Доченька, что с тобой? — участливо проговорила
сидящая напротив пожилая женщина в цветастом платке. — Болит Что-то?
Может, лекарство нужно какое? У меня и валидол есть, и но-шпа…
— Не ваше дело, — огрызнулась Лера и отвернулась к
окну, за которым пробегали нарядные коттеджи дачного поселка в окружении
золотых берез и багряных кленов.
Она вовсе не хотела обидеть сердобольную пассажирку, просто
не могла в своем теперешнем состоянии разговаривать с кем-то, а уж тем более —
принимать чье-то участие, чью-то заботу.
— Ну и молодежь! — возмущенно проворчала тетка и
поправила громоздкую сумку, стоящую на коленях. — Не понимают
человеческого отношения! Видно, сами мы виноваты — плохо в детстве воспитывали,
без строгости, все позволяли, во всем потакали, вот и получили теперь по
заслугам…
Лера встала, чтобы не выслушивать этот педагогический
монолог, хоть ноги ее и не держали, вышла в тамбур, достала дрожащими руками
сигарету, с трудом раскурила ее и до самого города стояла, слушая грохот колес
и глотая невидимые слезы.
Все кончено. Вместе с Митькой ушла вся прошлая жизнь. Ничто
ее теперь не связывает с детством и юностью, с родным городом. Мама и Женька
умерли, отчим и раньше-то был совершенно чужим человеком, а после того как сдал
ее азерам, Лера и думать о нем не хочет. Митька… Митька тоже умер. Только
сейчас она осознала этот факт целиком и полностью. Ее Митька, мальчишка,
который когда-то погладил ее по щеке и воскликнул изумленно: «Норка, да на тебе
снежинки не тают, ты как Снежная Королева!» — этот Митька валяется сейчас
где-то в лесу, и вороны кружат над его телом. Не похороненный, не оплаканный,
как положено, он будет лежать там, пока дикие звери и птицы не сделают свою
страшную работу.
Она так ясно представила себе, что будет там, на поляне,
поросшей вереском, уже сегодня ночью, что сердце будто сдавила ржавая железная
скоба. На миг она перестала дышать, потом закашлялась и загасила сигарету.
«Не может быть, — уговаривала она себя, — такого не
может быть. Это же не тайга. Кто-то пойдет в лес за грибами или на охоту,
услышит воронов и сообщит в милицию».
Угу, понаедет машин и людей, трупы вывезут и бросят в
каком-нибудь морге. Митьку никто не хватится, так что потом закопают его в
общей могиле с бомжами. Его смерть лежит на Лериной совести, от этого никуда не
деться. С этим надо жить дальше.
* * *
Самолет приземлился в Ростове точно по расписанию.
Пассажиры, громко перекрикиваясь и сталкиваясь в проходе,
потянулись на выход.
— Не спеши, — сказал Николай, — багажа у нас
нет, а пять минут никого не устроит.
Она молча подчинилась. С тех пор как они встретились в
аэропорту «Пулково», она вообще проронила два-три слова, не больше.
Переночевала она в гостинице «Пулковская». Номер стоил
прилично, но Лера решила не мелочиться — один раз живем, к тому же не так много
радостей она в последнее время имеет. Пока деньги есть — чего их жалеть? Не
солить ведь, тем более грязные это деньги, неправильные.
Николай тоже помалкивал, только посматривал иногда на нее
пристально, с вниманием. Тогда она старалась не отводить взгляд и радовалась
про себя, что по лицу ее очень трудно прочитать мысли. Впрочем, мыслей никаких
не было. Еще в электричке она решила, что не станет больше думать ни о спрятанном
в финских укреплениях грузе наркотиков, ни о Митькиной смерти, ни о том, что ей
с этим всем делать. Еще тогда, стоя в тамбуре, она порадовалась, увидев, как по
стеклам текут сильные струи дождя. Это значит, что те люди, что приедут за
пассажирами черного джипа, ничего не найдут, вздумай они пустить по следам
собаку.
Они пропустили вперед шумных ростовчан и одними из последних
вошли в здание аэропорта. Остальные пассажиры толпились возле багажной
карусели, а Лера с Николаем направились к выходу.
Возле выхода их атаковали таксисты.
— Нас встречают, — отмахнулся от них Николай.
Их действительно встречали. Чуть в стороне от входа в
аэропорт стояла новенькая черная «Ауди», за рулем которой сидел молодой парень
в синем пиджаке с золотыми пуговицами. Около машины стоял, облокотившись на
нее, сутулый мужчина лет сорока с длинными, как у гориллы, руками и изрытым
оспинами лицом.
