— Не надо? А ему ты тоже говорила не надо? Нет не говорила. Перед ним ты ползала на коленях и умоляла трахнуть тебя. В начале пленки это так хорошо видно. Меня не нужно умолять. Сними одежду.
— Нет…я прошу тебя, Ник! Нет!
— Нет?! — его челюсти сжались — Теперь я твой хозяин, а ты моя вещь которую я буду использовать когда захочу и как захочу. О боже. Это я уже слышала…Но тогда, там, в аду Берита это не было так унизительно и больно.
— Я не хочу, и я не твоя вещь. Не смей мне приказывать, — я уже не понимала, что злю его, что распаляю еще больше, но не могла остановиться. Я пожалела о своих словах уже через секунду. Потому что в его руке блеснул нож. Неужели он хочет меня убить. Я зажмурилась а он разрезал корсаж платья от горла до пояса слегка оцарапав кожу. Одежда с шуршанием упала на пол.
Лезвие поддело лямки бюсгальтера. Я все еще боялась открыть глаза, я начинала дрожать от ледяных прикосновений металла. Но я чувствовала его взгляд кожей, словно он обжигал меня невидимыми лучами. Предательски затвердели соски под этим взглядом, несмотря на весь ужас происходящего тело отреагировало на него как всегда — безжалостной вспышкой желания.
— На колени, — услышала я его хриплый голос.
— Пожалуйста, Ник, — я все еще надеялась, что он смягчится, что произойдет чудо.
— На колени! — рявкнул он и силой надавил мне на плечи. Я рухнула на пол. С ужасом увидела, как он расстегивает ширинку. Таким сексом с ним она не занималась никогда. Он не позволял. А сейчас…что изменилось сейчас? Сейчас я для него то мерзкое существо на пленке, с которым можно делать все что угодно. Не дав мне опомнится Ник схватил меня за волосы и подтянул к своему паху.
— Ублажи меня, Марианна. Давай. Судя по кадрам — ты чудесно умеешь это делать. Давай, возьми его в рот. В свой маленький и грязный ротик, который я так боялся замарать подобной лаской, а теперь, похоже, мне стоит опасаться, как бы не замараться об него самому. Твердая головка возбужденного члена уперлась мне в губы, он надавил сильнее, проталкиваясь сквозь мое сопротивление. Я охнула когда его рука толкнула меня вперед, в тот же момент твердый член поршнем проник ко мне в рот до самого горла. От неожиданности я поперхнулась, но опомниться не успела, теперь он двигался во рту неумолимо, грубо, заставляя меня давиться, захлебываться. На глазах у меня выступили слезы. Я не знала, что нужно делать, я просто дико боялась.
— Дьявол! — Ник оторвал меня от себя — можно подумать у тебя это впервые. Делай что-то, шевели языком. И я подчинилась. Несмотря на его грубость, на насилие, внутри поднималась до боли знакомая дрожь, от кончиков пальцев и до низа живота. Ведь это мой Николас.
Он проникает в мой рот. Я ведь мечтала ласкать его таким образом. Мечтала дарить ему наслаждение. Сейчас я могу коснуться его языком. Заставить его стонать. От одной мысли, что он в моей власти, что сейчас он принадлежит мне, несмотря на то, что думает иначе, я возбудилась. Даже больше, я просто забыла обо всем.
Обхватила руками его бедра и осторожно облизала головку члена языком, приникла к нему ртом, вбирая в себя, ощущая его силу. Ник почувствовал перемену. Уже через несколько секунд его пальцы ослабили хватку, теперь он поглаживал мои локоны, совершенно инстинктивно. И я увлеклась, это оказалось восхитительным удовольствием дарить ему то, что раньше в другой жизни, где мы были счастливы, он дарил мне. Теперь я уже слышала его стоны. Низкие хриплые. Ник вдруг поднял меня с колен, посмотрел мне в глаза. Я чувствовала, что он хотел приникнуть к моим влажным губам и передумал. Между его бровей пролегла складка. Его рука легла мне на грудь, пальцы погладили сосок, приласкали, но нежно, а жестоко сжимая и я взвилась от острого наслаждения, от сумасшедшего желания показать ему как сильно я его хочу. Как тосковала и мечтала о нем. Я застонала, глядя ему в глаза, чувствуя, как схожу с ума, как увлажняется моя плоть, немедленно готовая принять его. Но он воспринял все иначе.
- Значит, тебя возбуждает грубость? Возбуждает, когда тебя бьют и трахают как шлюху? Он подтолкнул меня к столу, развернул спиной к себе и низко наклонив меня, порвал на мне трусики. Он раздвинул мне ноги коленом, но я уже тряслась от страсти и нетерпения. На все стало наплевать, обо всем забыла. Его рука скользнула между моих бедер, он проник пальцами во влажное лоно, и я услышала его хриплый стон. Через секунду Ник безжалостно ворвался в мое тело. Больше он не произнес ни слова. Он двигался во мне, молча, с какой-то яростью, хладнокровием, надрывом, больше я не слышала от него ни стона, ни вздоха. Попыталась подыграть ему, пошевелиться, но он требовательно сжал мои ягодицы пальцами и пронзил меня еще сильнее, стараясь унизить, причинить боль. Где-то в глубине моего тела нарастал ураган. Сумасшедшее цунами. Взрыв страдания и наслаждения. Я изголодалась по нему. Я желала и любила его все так же безумно, как и раньше, и даже эта грубая схватка не могла охладить мою страсть. Оргазм обрушился на меня внезапно, захлестнул, выбивая крик удовольствия, заставляя содрогаться всем телом, мышцы моего лона крепко сжали возбужденный, раскаленный член мужа и я услышала как он грязно выругался, почувствовала как семя изливается в мое дрожащее тело. Он замер ровно настолько, сколько ему потребовалось, чтобы прийти в себя. Потом резко вышел из меня натянул брюки, застегнул ширинку. Я слышала скрип змейки. Мое тело все еще содрогалось, я повернулась, чувствуя, как предательски подгибаются колени. Наклонилась за платьем и накинула на себя разрезанную ткань, прикрывая наготу. Николас закурил сигару, налил себе виски и сел в кресло. Я тоже хотела сесть, приблизилась к стулу, но он приказал мне стоять. Ничего не изменилось даже после этой дикой вспышки. А потом он заговорил, все так же жестко и безжалостно. Каждое слово резало меня как лезвием.
— Для тебя в этом доме теперь иные законы. Ты — рабыня, хуже, чем слуги, ниже, чем проститутки. У тебя нет права голоса. Жить ты будешь в каморке для сторожа на том крыле дома. Впрочем, ты уже и так там освоилась. Запоминай чего тебе делать нельзя: тебе нельзя появляться в моих покоях без моего разрешения, тебе нельзя никому звонить и пользоваться интернетом, тебе нельзя выходить на улицу. Теперь то, что можно — ты можешь обедать вместе со слугами, ты будешь готовить, стирать, убирать вместе с ними. Когда в этот дом придут гости, ты будешь исполнять свою роль любящей жены. Ты будешь им улыбаться и развлекать их, словно ничего не случилось. Для них всех ты невиновна. Но не для меня и не для нашей семьи. Отныне, этот дом — твоя тюрьма. И еще — ты не будешь мне мешать и лезть в мою жизнь. Иногда я буду приходить к тебе, чтобы попользоваться твоим телом. А может и не буду. Ты мне отвратительна и былого удовольствия я с тобой больше не испытываю. Тебя вполне может заменить любая шлюха. Я закусила губу. Сейчас он ударил меня еще раз. Словами, оскорблением.
— Ослушаешься — тебе будут пороть и запрут в подвале, ясно? На голодный паек, но не надейся, ты не умрешь. Хоть Влад и отказался от тебя, но я дал ему слово, что не убью его проклятую дочь. Я слышала все сквозь туман, не верила, что это происходит на самом деле. Что тот кого я люблю так безумно стал моим палачом, моим личным мучителем, моим персональным адом. Почему от меня отказалась семья? Что произошло с Самуилом? В чем они все меня обвиняют, кроме измены, которой не было? Что вообще произошло, пока я томилась в темницах Берита?
