Значит, Палыч тоже погиб! Последний человек, на которого
можно было рассчитывать. А эта дрянь, эта девка по-прежнему жива! Заговоренная
она, что ли! Нет, это нельзя объяснить одним везением…
Телефон снова зазвонил.
Петр Степанович и не заметил, когда положил трубку на
аппарат. Он снова схватил ее в безумной надежде, что Сергей Вадимович ошибся, в
ДТП погиб кто-то другой, а сейчас звонит Палыч, чтобы сообщить, — все в
порядке, девчонка устранена, можно спать спокойно…
Но это снова звонил не Копылов. То есть теперь в трубке
вообще было молчание.
Но не такая тишина, какая бывает, если на станции произошел
сбой и разговор прервался, нет, в трубке слышались гулкий шорох большого
пустого помещения и чье-то негромкое дыхание. Кто-то держал трубку возле уха и
молчал.
— Вахромеев слушает, — произнес Петр Степанович
будничным спокойным голосом, как будто ничего не произошло. — Слушаю вас.
Кто это?
В трубке молчали.
Вахромеев швырнул трубку на аппарат.
Он умирал от страха.
Телефон снова зазвонил. Петр Степанович несколько секунд не
решался снять трубку, глядел на нее, как на гремучую змею, наконец он преодолел
страх и ответил:
— Вахромеев слушает.
— Петр Степанович? — промурлыкал в трубке женский
голос, явно незнакомый и, скорее всего, измененный. — Петр Степанович, у
вас в кабинете есть телевизор? Включите его, пожалуйста.
— Кто это говорит? — прервал женщину Вахромеев
охрипшим от волнения голосом. — Кто это? — Но в трубке уже слышались
короткие гудки.
Петр Степанович включил телевизор. По пятому петербургскому
каналу популярная телеведущая Жанна Балконова беседовала с одним из
руководителей Городского управления внутренних дел.
— Николай Иванович, есть ли какие-нибудь новые факты по
делу о гибели профессора Шереметьева?
— Я понимаю ваш вопрос, — заговорил мордастый
полковник, профессионально пряча глаза, — гибель известного профессора
обеспокоила общественность города, к нам обращались и родственники покойного.
Пока новых фактов по этому делу не обнаружено, но следствие ведется…
— Простите, Николай Иванович, — перебила его
журналистка, — по имеющимся у нас сведениям, свидетель, который сообщил о
том, что профессор якобы часто приезжал в дом гражданки Сидоровой и отказался
от своих показаний…
— Я понимаю ваши сомнения, — забубнил полковник,
причем глаза его разбежались уже вообще в разные углы комнаты, — действительно,
свидетель Хряпин частично опроверг свои ранее данные показания, но этот
гражданин вообще не вызывает доверия у следствия, поскольку страдает
хроническим алкоголизмом и неоднократно находился на принудительном лечении в
лечебно-трудовом профилактории…
— Николай Иванович, — снова прервала полковника
журналистка, — если этот свидетель не вызывал доверия, почему же первая
версия событий опиралась исключительно на его показания? Ведь только с его слов
известно, что профессор Шереметьев приехал в поселок Нелидовку за несколько
часов до пожара. Может быть, этот пожар был результатом поджога и имел своей
целью скрыть убийство профессора?
Полковник начал медленно, сползать под стол. Глаз его уже не
было видно ни под каким углом. Однако молчать в прямом эфире никак нельзя, и он
обиженно забубнил:
— Я понимаю озабоченность общественности проблемой
преступности в городе и, в частности, следствием по делу о трагической гибели
профессора Шереметьева, но у общественности нет никаких причин для
беспокойства. Следствие продолжается, у нас появились новые факты, которые
проливают свет на это трагическое происшествие…
— Какие факты? — сделала стойку журналистка.
— Ну, пока в интересах следствия я не вправе их разглашать,
но как только появится такая возможность, обещаю вам, что вы узнаете самыми
первыми…
— Ловлю вас на слове, — сказала ведущая, и тут же
ее лицо на экране сменилось заставкой рекламного блока.
Пока на экране чистили зубы, жевали «Орбит», стирали блузки
и писали в памперсы, Вахромеев находился в ступоре, потом опомнился, выключил
телевизор, но еще долго сидел, тупо уставившись в темный экран. Его вывел из
оцепенения вновь затрезвонивший телефон.
Как приговоренный к казни, Петр Степанович снял трубку и
обреченно произнес:
— Вахромеев слушает.
— Петр Степанович, — промурлыкал прежний
голос, — ну как, понравилась вам передача?
— Кто это говорит?! — рявкнул Вахмистр, оправдывая
свое прозвище.
— Я думаю, вы догадываетесь, — мурлыкнула
трубка. — Как вам кажется, заинтересуют их показания свидетеля, который
видел профессора в день его трагической смерти вовсе не в поселке Нелидовка, а
в городе, на улице Академика Ландау? Как вы думаете, не свяжут ли они его
трагическую смерть с экспертизой, которую он должен был провести?
— Замолчите! — крикнул Вахромеев. — Кто вы?
Откуда вы все это знаете?
— Кто я, вы знаете, — повторила женщина. Голос ее
поскучнел. — А замолчать…
Вы пробовали заставить меня замолчать.
Пока у вас ничего не вышло.
— Чего вы хотите? — промолвил Петр Степанович
утомленным голосом. Он действительно почувствовал вдруг, что устал, смертельно
устал.
— Чего я хочу? — переспросила женщина. — А
как вы думаете, чего я хочу?
— Денег? — спросил Вахмистр.
— Да, вы угадали. Я хочу денег. Но очень, очень много
денег. Я хочу половину той суммы, которую обещали вам шведы…
— Замолчите! — испуганно вскрикнул Петр
Степанович. — Вы с ума сошли! По телефону!
— Но вы же сами спросили меня, чего я хочу, — в
голосе женщины явно слышалась насмешка. "
— Да у меня сейчас и нет таких денег!
Где мне взять такую огромную сумму?
— Естественно, таких денег у вас нет, — голос
женщины стал холодным, как отключенный отопительный радиатор. — Шведы не
дураки, чтобы давать такую взятку авансом… Ладно, ладно, молчу! — прервала
она себя сама, почувствовав даже по молчанию Вахромеева, как нервирует его
всякое упоминание о шведах. — Я понимаю, что сразу таких денег заплатить
вы не сможете. Для начала вы заплатите мне совсем немного, скажем, десять тысяч
долларов.
— Вы считаете, что это совсем немного? —
язвительно спросил Вахромеев.
— Да, и вы тоже так считаете, — ответила его
невидимая собеседница. — Во всяком случае, когда такую сумму попросила у
вас ваша сердечная привязанность Лерочка Богуславская, вы не стали жмотничать и
тут же выложили ей денежки… А когда ваша благоверная Антонина Васильевна
пронюхала про ваши рождественские развлечения в Стокгольме, вы, чтобы успокоить
разбушевавшуюся супругу, выдали ей аж двадцать тысяч «зеленых» на ремонт новой
квартирки…
