— А как бы ему трубочку передать? — спросила я,
терпеливо прослушав бюллетень о здоровье ненаглядного.
— О, это трудно, он уже спать лег. Но я его
разбужу! — сообщила она с радостной готовностью.
— Уж будь так добра, хоть пинками, но разбуди, он мне
очень нужен!
Послышались шум, возня, какие-то звуки, и наконец, когда я
уже прокляла все на свете, в трубке раздался сонный голос ненаглядного.
— Здравствуй, дорогой! — пропела я нежно. —
Как ты себя чувствуешь?
— Это ты, — недовольно засопел он, — что так
поздно? И вообще, что за срочность?
— Я, дорогой, очень соскучилась, — протянула
я, — сегодня хочу тебя услышать, а завтра — обязательно увидеть.
Ненаглядный задумался на мгновение, а потом пробурчал что-то
нечленораздельное-, но я поняла, что он не хочет меня слышать, видеть и вообще
хочет скорее забыть, что мы с ним были знакомы; !
Нет, ну как вам это понравится, а?
Я спасла его от верной смерти от рук бандитов, я рисковала
жизнью, а могла, между прочим, спокойненько слинять с деньгами, я помогла ему
избавиться от трупа его же девки, а он, видите ли, на меня сердится!
— Чем ты недоволен? — холодно спросила я.
— Ничем, — стушевался он, — я просто
расстроен, что потерял машину.
— Зато у тебя осталась жизнь, хотя, ей-богу, от машины
было больше пользы! — рассердилась я.
Он хрюкнул обиженно, но промолчал.
— Значит, так, — отчеканила я. — Хотела
по-хорошему, но раз ты не понимаешь, пеняй на себя. Завтра в шесть вечера
будешь на углу Садовой и Вознесенского.
— Зачем это я туда пойду? — заворчал ненаглядный.
— Нам срочно нужно переговорить, а по телефону нельзя.
— О чем говорить? — ныл ненаглядный, очевидно, ему
очень не хотелось переться в такую даль на общественном транспорте.
— О взорвавшейся машине. К тебе милиция еще не
приходила?
— Нет. — По интонации, с которой он произнес это
слово, я поняла, что он перетрусил.
— Ну так придет — взорвалась-то твоя машина.
— А-а-а…
— Не "а", а придешь завтра, и я скажу тебе,
что говорить в милиции.
Тут его сестра, которой надоело слушать наши
препирательства, вырвала у него трубку и сказала, чтобы я не беспокоилась, что
раз мне нужно, то она попросит соседку посидеть с матерью, а сама приволочет
ненаглядного хоть за шкирку в указанное место к назначенному сроку.
На ненаглядного-то мне в конечном счете было наплевать, ведь
он, не задумываясь, сдал меня бандитам, но совершенно не хотелось, чтобы его
сестра рисковала жизнью.
Так что я сердечно ее поблагодарила и сказала, что будет
достаточно, если она просто выпроводит ненаглядного из дома за час до
указанного срока, а там уж он как-нибудь сам доберется. На том и порешили, тем
более что ненаглядный очень удивился, обнаружив в собственном доме бунт на
корабле, то есть такое отношение со стороны ранее во всем покорной сестры.
Утром я проснулась очень рано с горячей надеждой, что вчера
вечером киллер подслушал наш с ненаглядным разговор и за ночь успел принять
Кое-какие меры. Если нет, и я, как выражаются в кино, тяну пустышку, то я ничем
не рисковала. Так или иначе, следовало срочно проверить мои умозаключения.
Я снова прогулялась по магазинам и вернулась с коробками и
пакетами. В этот раз мне нужна была скромная, но приличная одежда — я
собиралась произвести впечатление серьезной, работающей женщины.
Отец с утра поехал на строительный рынок — он вечно покупает
какие-то реечки, досочки, что-то мастерит на даче. Мать, как обычно, удалилась
на кухню и мне не мешала. Я осталась довольна покупками, переоделась, привязала
под пальто к животу пистолет и собралась уходить.
— Мама.., если я долго не вернусь.., там в ящике…
— Что — в ящике? — спросила мать из кухни.
— Сама найдешь! — крикнула я на бегу, сочтя свой
долг выполненным. Если киллер окажется удачливее меня, у родителей будут
деньги, которых им хватит надолго.
В большую тяжелую дверь дома с башней сплошным потоком
вливались посетители.
Примерно половину этого потока составляли молодые или
моложавые, прилично одетые женщины с портфелями и папками — бухгалтеры,
направляющиеся в районную налоговую инспекцию. Вторую половину — немолодые и
плохо одетые люди — посетители районного жилищного управления и других
административных служб, в основном — старики, приватизирующие свою нищенскую
жилплощадь, чтобы оставить хоть какое-то наследство любимым внукам.
Тех и других посетителей дома с башней объединяло выражение
озабоченности на лицах.
Я с некоторым самоуважением отметила, что я больше похожа на
бухгалтера, чем на нищую бабушку.
Влившись в дружный поток посетителей, я вошла в дом. Внутри
поток протекал сквозь металлическую раму, определявшую наличие металла. Возле
рамы скучали два охранника в форме. Рама звенела почти все время — многие
дамы-бухгалтеры были увешаны цепочками, пряжками и прочей металлической
амуницией. Охранники лениво оглядывали входящих и не обращали внимания на
звонки. Я, сделав уверенное лицо, проскользнула сквозь раму. Рама зазвенела,
охранники окинули меня оценивающим взглядом и не шевельнулись. Я с облегчением
перевела дух и пошла вверх по лестнице. Пистолет неприятно холодил живот, но мне
удалось проскочить с ним беспрепятственно. Я была с виду так же безобидна, как
толпы бухгалтеров, а что волновалась, то кто же не волнуется, когда идет в
налоговую инспекцию?
Я поднялась на четвертый этаж. Лестница закончилась, а ведь
здание шестиэтажное, не считая башни… Вопросов задавать я не хотела, чтобы меня
не запомнили, и поэтому с деловым видом пошла по коридору, как и многие другие
посетители. Наконец я увидела дверь, за которой начиналась еще одна лестница.
Поднялась на пятый этаж, на шестой… Дальше лестницы не было. Мысленно вспомнив
расположение башни, повернула налево от лестницы. На этом этаже людей было
гораздо меньше, и вид у них был еще более озабоченный. Проходя мимо одной из
дверей, я увидела табличку «Районное управление налоговой полиции. Отдел
взыскания недоимок».
Криво усмехнувшись, пошла дальше по коридору.
Коридор закончился дверью с табличкой «Посторонним вход
запрещен».
Я оглянулась и посильнее налегла на эту дверь. С жутким
скрипом дверь подалась, я проскользнула в нее и закрыла за собой.
За дверью была еще одна лестничная площадка. Вниз уходила
обыкновенная лестница, только очень грязная, давно не крашенная — видимо,
какой-нибудь аварийный выход.
С этой же площадки наверх вела железная лесенка вроде
стремянки, только установленной намертво. Стремянка упиралась в потолочный люк.
Я тяжело вздохнула, подобрала длинное пальто и полезла наверх.
